желанием похвастать образованной женой и инстинктом поборника домостроя. Но борьба была недолгой: домострой победил со счетом 10:0, и Машкины попытки поучиться на курсах английского языка и флордизайна были пресечены яростно и категорично.
В общем, назвать Марусину жизнь яркой было сложновато. Единственным развлечением у Машки оставалась наша переписка. Запретить ее Петя не мог, потому что не знал о ней. Нет, конечно, он догадывался, что Машка обменивается посланиями с внешним миром и что в числе ее корреспондентов наверняка числимся мы со Светкой, но о масштабах процесса он мог лишь догадываться. Машка проявила неожиданную для нее смекалку, велев писать ей «до востребования».
Машкины письма напоминали обычную хронику с места событий: где были, что видели, каковы успехи детей, кто чем болел и так далее. Лишь изредка они оживлялись робкими вкраплениями Марусиных размышлений о жизни. Размышления эти в большинстве своем были невеселыми и в основном состояли из жалоб на Петечку. Машка жаловалась, не делая из этого никаких выводов, а просто тихо поскуливая.
Меня поначалу это безумно раздражало, и в ответных письмах я обрушивалась на нее в резких выражениях, стремясь открыть глаза на ужасающую бессмысленность ее существования и подвигнуть к переменам.
Став старше, я несколько поубавила свою непримиримость, перестав смущать Машкин покой революционными призывами. В своих посланиях старалась щадить ее: меньше рассказывать о своих успехах, больше внушать, что жизнь еще не прожита и что в любой ситуации есть свои прелести, которые следует открывать и пестовать в себе. Да, благодарно отвечала мне Машка, действительно, это дар божий, что в наши смутные времена у нее прочная семья, замечательные дети, достаток и верный муж, который так ревностно блюдет семейные приличия.
«Ну а что еще ему остается делать? — думалось мне. — Он бы, может, и рад тебе изменить, да ни рожей, ни темпераментом не вышел. Хорошо, что хоть в этом Машке повезло. Было бы несправедливо, если бы она совсем ничего не получила от этого брака».
На четвертый день Машкиного пребывания у меня я не выдержала. Не могла больше слушать всю ту муть, которая сыпалась из Маруси. Не буду язвить, решила я, ни намека по поводу Петечки и прочих составляющих ее жизни, но, была не была, все-таки просвещу Марусю относительно того, что творится вокруг. Ничего это не изменит, но мы хотя бы проведем время не за обсуждением самых удачных способов закатки баклажанов. И я перехватила инициативу в разговоре. Машке не оставалось ничего другого, как слушать, потому что, если я начинала говорить, меня уже было не остановить.
А Марьяна оказалась удивительным слушателем. Почему-то раньше я этого не замечала. Или она развила эту способность, уже будучи замужем за Петюником? Мало того, она еще и по ходу дела задавала толковые вопросы. Кивала, реагировала, всем своим видом выражая готовность впитать каждое мое слово, — словом, делала все, что настойчиво советуют в книгах на тему «Как обаять собеседника». И при этом я была полностью уверена, что она ни малейшего представления не имеет о существовании подобных книг, в отличие от моих многочисленных продвинутых знакомых, читающих эти книги пачками, но это нисколько не отражается на их дальнейшей жизни.
Марусе бы в профессию, где главное — выслушивать клиента. Ей бы цены не было. А ведь она вообще не бесталанна. Просто все это было слишком давно.
Но я ничего не сказала ей об этом. Ни к чему. Только покой смущать.
И вот я стояла во Внукове, смотрела ей вслед. Машка шла к выходу на посадку, с трудом неся тяжелую сумку, нагруженную подарками для всей семьи. Вот она повернулась и помахала мне еще раз. И исчезла за стеклянной дверью.
Маруся
Наконец-то мы взлетаем. Уфф, не люблю это мгновение. Уши закладывает и немного мутит. Наверное, потому, что летаю я очень редко.
— Вы хорошо переносите полеты?
Я повернула голову вправо. Моя соседка, женщина лет 25-26, сидевшая у окна, с улыбкой смотрела на меня. Открытое лицо, пышные длинные каштановые волосы, спортивная фигура — она выглядела такой свеженькой, что я тут же забыла о тошноте и тоже заулыбалась.
— Когда как, — ответила я. — А вы?
— Я нормально, — улыбка ее стала еще шире, — просто посмотрела на вас — вы такая бледная — дай, думаю, спрошу. Меня зовут Алена, — на западный манер протянула она мне руку.
Смуглая кожа, красивые длинные ногти, подкрашенные бледно-розовым. На среднем пальце — очень красивый перстень с дымчато-золотистым камнем, по-моему, топаз называется.
— Очень приятно. — Я осторожно пожала ее прохладную ладонь. — Меня — Мария.
— Живете в Новосибирске или летите к кому-нибудь в гости? — поинтересовалась соседка.
— Живу. А вы?
— Я тоже. — Алена откинулась на спинку кресла. — Возвращаюсь из отпуска. Ужасно не хочется опять на работу. — Она скорчила гримаску. — Ну, вы знаете, как это бывает.
Я не знала. Откуда мне знать? На своей первой и последней работе даже в отпуск сходить не успела. Но я все равно покивала: дескать, как же, как же, понимаю.
— Приеду, — продолжала печалиться Алена, — а там ворох работы лежит, меня дожидается...
— Что, разве никто вас не замещает?
— Да что вы! — воскликнула Алена. — Делают, конечно, какие-нибудь срочные дела, а все, что может подождать, сваливают мне на стол. Никто ведь перетрудиться не хочет.
— А где работаете? — спросила я.
— В банке.
Банки популярны. Ирка тоже работает в банке.
— А кем, если не секрет? — Я смущенно улыбнулась.
— Не секрет, — охотно ответила соседка. — Специалистом по связям с общественностью.
— Как интересно! — произнесла я с некоторым сомнением.
Соседка пристально глянула на меня и быстро отвела глаза.
— Слежу за рекламой, размещаю публикации о банке в прессе, организую различные мероприятия, — скороговоркой отчиталась она.
Я почувствовала, как краска хлынула мне в лицо. Она поняла, что я не имею ни малейшего представления о том, чем занимается специалист по связям с общественностью. Боже, какая я все-таки отсталая!
Тем не менее я заметила:
— Мне кажется, работа очень интересная.
— Вы думаете?
— А вам не нравится?
— Нравится, — как-то не очень воодушевленно сказала Алена. — Раньше очень нравилась, а сейчас... Немного надоело... Знаете, везде есть своя рутина. Кажется, боже мой, какая интересная профессия. Потом начинаешь углубляться, а там как везде...
Как в семье, хотелось сказать мне. Там тоже сначала кажется, что это такая интересная новая жизнь, потом влезаешь в нее по уши и выясняется, что каждый день одно и то же. Работу поменять хотя бы можно, а вот что делать с семьей? Стоп, о чем это я?
— Да и ну ее, эту работу! — воскликнула Алена. — Давайте поболтаем о чем-нибудь другом.
— Давайте, — осторожно сказала я.
«Осторожно» — потому что болтать вот так просто с абсолютно незнакомым человеком мне давно уже не приходилось. Боязно как-то. Это тебе не Ирка.
Однако Алена оказалась удивительным собеседником. С ней было легко! Уже спустя час полета она знала почти все о моем студенческом прошлом, об Ирке и о тех замечательных десяти днях, которые я провела в Москве.
— А как же муж? Отпустил вас одну? — спросила Алена, мельком взглянув на мое обручальное кольцо.
— Он в командировке. Кстати, почему-то не очень любит Москву, он хотя тоже учился там. Мы в одном институте учились, — уточнила я.
