Они сели на скамейку в тени цветущих кустов. Гай сорвал пышный цветок и стал нюхать его, наблюдая за собеседником.
— Быть сообразительным — хорошо: это облегчает жизнь, но быть подозрительным — плохо: это затрудняет и усложняет отношение с людьми, — проговорил наконец мистер Крэги. — Я хочу вас убедить связать свою судьбу не с бельгийцами, а с могучим англо-голландским концерном. «Ройал-Шелл» — это звучит гордо, а, ван Эгмонд?
— Замечательно. Кстати, Крэги, вы не допускаете мысль, что я — агент этого треста?
Они помолчали. Гай немного сбил с толку консула, и тот машинально тоже сорвал цветок и стал глядеть на собеседника, уткнув веснушчатый нос в розовенькие лепестки. Так и сидели рядом, как две барышни.
— Нет, — сказал наконец мистер Крэги, — я старый воробей и знаю, что такой опытный жулик, как Генри Детердинг, не приступил бы к ловле большой нефтяной концессии столь наивно. Вы случайный человек, одиночка. Вас завербовал Спаак на моих глазах и успешно вас ведет теперь прямехонько в западню. А я хочу перевербовать и помочь удрать в Уганду; вы спасете жизнь и приобретете более могучих друзей. Если вас не убьют на фактории, то изловят в конце образованного единственной коммуникацией коридора, куда бы вы ни пошли — на север или на юг, все равно вы будете в лапах бельгийцев, ван Эгмонд. Я говорю вам: в такой борьбе одиночки неминуемо гибнут. Не пытайтесь тащиться пешком, садитесь быстрее на коня и выбирайте самого сильного, потому что ехать придется далеко. Я демонстративно заболею и уеду в Англию лечиться, но к вашему выходу из леса буду уже на фактории. Наша агентура есть и там. Мы будем в курсе всех событий.
Гай молчал.
— Ну, ван Эгмонд? По рукам? Встретимся и махнем через границу?
— Нет.
— Хотите, поговорим о денежной стороне дела. Мы могли бы подписать договор.
— Нет.
— Вы не верите мне, я вижу! И консул скороговоркой начал сыпать практические указания, направленные на благо первооткрывателя. Тот думал о своем и кивал головой.
— Ну, вы поняли теперь все? Я забочусь о себе, конечно, но от этого выигрывает третий — прежде всего вы лично. Вы, ван Эгмонд. Так по рукам? Консул протянул руку.
— Нет, — ответил Гай и встал.
— Люди прыгают в воду и рискуют жизнью, спасая самоубийцу. Вы не знаете жизни. Я встречу вас на дороге около фактории. Я буду следить через нашу агентуру за каждым вашим шагом. Я спасу вас, вопреки вашему неразумию. До свидания! — крикнул мистер Крэги. На тротуаре остался брошенный им розовый цветок.
В гостинице в комнате Гай неожиданно нашел тишайшего и смиреннейшего отца Доменика.
— Вы забыли запереть дверь или слуга забыл после уборки — словом, не обижайтесь! Я решил подождать вас здесь. Так лучше: не хочу, чтобы нас видели. Разговор должен остаться между нами.
Гай сел на стул верхом и положил руки на спинку, а голову на руки.
— Сколько вы предлагаете за мою голову? Достопочтенный пастырь раскрыл рот. Он был похож на рыбу, которую вдруг вынули из тины.
— Почему вы решили, что я пришел вас похитить?
— Из ниспосланного богом сновидения, отец Доменик. Сколько мне собираются платить и кто именно?
— Да я, собственно, так… От себя… Как христианин не мог пройти мимо…
— Повторяю: кто?
— Одно лицо, связанное с франко-германскими финансовыми кругами и заслуживающие всяческого уважения.
— Сколько?
— Сын мой, не будьте так грубы. Я могу познакомить вас, и вы сообща обсудите условия договора.
— У французов и немцев мало денег.
— Соглашайтесь, сын мой, соглашайтесь. Я уйду, а вы хорошенько все обдумайте.
Монах поднялся.
— Дело не в деньгах. Что деньги? Тлен и прах и в некотором роде печальная иллюзия. Человек смотрит на деньги, уставился на мечту обоими глазами и идет, не глядя себе под ноги. Вот мешок с золотом уже близко, он протягивает руку — ах! — летит в яму и ломает себе шею: яму-то он вовремя не заметил! Увлекся, бедняжка!
Отец Доменик взялся уже за ручку двери.
— Я написал вон там, на газете, номер телефона. Позвоните завтра.
Не вставая со стула, Гай ногой подтянул сумку и вынул из нее пистолет. — Вот полюбуйтесь, отче. Передайте этому весьма уважаемому лицу, что я стреляю без промаха стоя, сидя, лежа и повиснув вверх ногами, никогда не хожу без оружия и открываю огонь не целясь.
Духовный пастырь благочестиво перекрестил Гая и сказал мягко:
— Не забывайте, что на улицах бывают несчастья с автомобилями и пешеходами. Машины ломают шеи людям прежде, чем те успевают сунуть руки в карманы или сумки!
— Не удивляйтесь, мой мальчик: я ваш сосед, начал ремонтировать свою виллу, и пришлось перебраться в эту дыру!
Полковник Спаак появился в комнате с бутылкой и граммофоном. Он был дружелюбен до приторности.
Они кончили бутылку. Пластинка была сыграна неимоверное количество раз.
— «На моем жилете…» М-м-м… Да, «На жилете»… Завтра вы отправляетесь, ван Эгмонд, а бутылка пуста… Значит, пора расходиться, и да хранит вас бог, парень. Но на прощание хочу рассказать одну презабавную историю. Она не длинная, не бойтесь…
После мировой войны была найдена нефть в Чако, помните? Два молодца с разных концов проникли в эти болота: один от англо-голландского нефтяного концерна, второй — от американского. Немецкий генерал, работавший для англо-голландцев, успел столкнуть в воду своего конкурента, и маленькие слепые рыбки, которые там живут в реках, заживо сожрали несчастливца. Генерал добрался до Европы, и его заперли в бронированном сейфе — он был единственным обладателем зашифрованных пометок на карте. Да вы слушаете или нет? Хочется спать? Не время, мой мальчик. Моя сказочка касается вас лично. Я сейчас кончу. Немца нашли однажды утром мертвым: его отравили.
— Замечательная сказка на сон грядущий. Колыбельная песенка, которую недурно пропищал бельгийский полковник! — зевнул Гай, потягиваясь и вставая.
Спаак тоже поднялся.
— Слушайте, вы, — начал полковник с расстановкой, — мне известны все ваши разговорчики с англичанами и французами. Слышите? Я знаю содержание их. Он грубо схватил Гая за рубаху на груди.
— Я желаю знать, какой ответ вы им дали. Ну?!
Гай вынул пистолет, щелкнул предохранителем и приставил дуло к брюху гостя.
— Пуля в стволе, Спаак. Не валяйте дурака и не пытайтесь брать меня на испуг.
Он распахнул дверь в коридор.
— Мой ответ был и остается всегда тем же: «Вон отсюда, сволочь!»
Вот и последняя ночь в Леопольдвиле…
Все кончается, кончилась и эта страница жизни Гая — завтра он откроет новую, отправится искать счастья в зеленом аду. На машине хозяина гостиницы он поехал за город, чтобы освежиться и собраться с мыслями. Смутная тоска томила его. И как-то получилось, что, сам того не желая, Гай попал на высокий берег реки, вышел из машины и очутился у памятника Генри Мортону Стэнли.
Опираясь на походную палку и приложив руку к козырьку шлема, глядел он вдаль. А у ног его великая река бесшумно катила горячие воды, и при лунном свете они казались черными, как могучий поток человеческой крови.
Огромная лимонная луна устало повисла над черной многострадальной землей. Она глядела из леса,
