Я даю объявление о сдаче квартиры в «Афтенпостен», и студенты ползут на него, как муравьи. Они звонят в дверь и интересуются квартирой. Но для них она слишком дорога и слишком мала. Я не могу предложить им много квадратных метров, моих метров мало для целого коллектива, ведь теперь вокруг повсюду живут коллективами. Молодые люди объединяются. Доверчивые души, запечатавшие свою судьбу. А я прошу полторы тысячи крон в месяц.
Неожиданно у моей двери появляется Ребекка Фрост.
Время после полудня, осень уже освоилась в Осло. Резкий свет. Солнце и тени. На Ребекке ее смешной костюм, характерный для богатой части города, — фирменный жакет и дорогие джинсы. Но он идет к ее пронзительно голубым глазам. Она выглядит моложе, чем в последний раз, потому что сейчас она веселая. Ребекка целует меня в щеку, но прикасается рукой к моей пояснице, чтобы дать мне понять, что она все помнит. Мне стыдно за собственные мысли. Мне стыдно, что я так же думаю о Марианне Скууг, что продолжаю так же думать об Ане, которая умерла. Со мною что-то серьезно не так. Мною владеет какое-то безразличие. Я как будто потерял свою индивидуальность. Может, Сельма Люнге это поняла?
— Что у тебя с руками? — испуганно спрашивает Ребекка.
Я смотрю на свои руки. Раньше я их словно не замечал. Теперь вижу, что они распухли. Красные следы от ударов линейкой выглядят как ожоги.
— Я упал. Возвращался вчера от Сельмы Люнге. Споткнулся о сломанную ограду.
— Бедняжка!
— Ничего страшного.
— А с Сельмой Люнге тоже ничего страшного?
Я киваю, готовя на кухне кофе. Вижу, что, пока я говорю, Ребекка внимательно все разглядывает, каждую мелочь. Наконец я понимаю, зачем она пришла.
— Да-да, — говорю я. — Но об этом мы поговорим позже. Я понимаю, что ты увидела мое объявление в «Афтенпостен»?
— Да. Ты действительно собираешься сдавать эту жемчужину? Такую замечательную холостяцкую квартирку?
Я снова киваю, чувствуя себя почти виноватым.
— Но ведь ты получил ее в подарок? — спрашивает Ребекка с присущей ей прямотой. — Разве этот бедный старик повесился не из-за тебя?
— Не говори так! Я не знаю, как он умер. Может быть, наглотался таблеток. Хотя о чем мы говорим? Несколько секунд боли. Я не знаю подробностей. Знаю только, что Сюннестведт завещал мне квартиру и рояль.
— А ты, бессердечный негодяй, предпочел ему Сельму Люнге!
— Прошу тебя не говорить так!
— Я только повторяю то, о чем судачат в музыкальной среде. Там считают, что ты предатель. Я так говорю, потому что ты — мой друг. Ты получил в наследство квартиру от своего учителя музыки. Он покончил жизнь самоубийством, с этим никто не спорит. Но до того, как он покончил с собой, ты начал брать уроки у Сельмы Люнге. Понимаешь, что я имею в виду?
— Еще одного судебного процесса я не выдержу, — говорю я.
— Почему ты хочешь сдать квартиру?
— Мне нужны деньги. Мне нужно заниматься. Учиться. Набирать мастерство. Я снял себе жилье с роялем за пятьсот крон в месяц. А за эту могу получить полторы тысячи. Но моя квартира, наверное, слишком мала и бедна для тебя? Ты со своими деньгами легко можешь купить себе пентхаус в любой части города.
— Вовсе нет. Папа воспитывал меня в строгости. Конечно, когда-нибудь в будущем я, наверное, получу наследство, но до того времени должна справляться сама, хотя на карманные расходы я получаю много. Эта квартира подходит нам с Кристианом во всех отношениях. Нам нужно жилье в центре. Как ты знаешь, он учится на юридическом, а я изучаю медицину. — Она оглядывается по сторонам. Внимательно осматривает большую гостиную, маленькую кухню, заглядывает в ванную, которую, к счастью, я только что вымыл.
— Замечательно. Нам не нужна слишком большая квартира. — Ребекка хихикает. — Есть рояль. Значит, мне не придется ездить к маме и папе, чтобы заниматься. Я не хочу расставаться с музыкой.
Она смотрит на меня в упор:
— А где будешь жить ты сам?
Я не могу встретиться с ней глазами.
— Анина мать сдает комнату с разрешением пользоваться роялем.
Реакция Ребекки следует незамедлительно:
—
— Так кажется только на первый взгляд. Между тем, это логично.
— Логично жить в доме, где дочь уморила себя голодом, а ее папаша застрелился из дробовика?
— В моем случае с этим можно справиться.
— Хочешь вернуться в места, где прошло твое детство?
— Может быть, отчасти и поэтому. И я буду жить ближе к Сельме Люнге. Она назначила дату моего дебюта. Ровно через девять месяцев.
Ребекка делает большие глаза.
— В этом вся Сельма. Очевидная метафора. Значит, к тому времени у вас как будто родится общий ребенок или некий плод?
Я улыбаюсь над ее иронией. И киваю:
— Да, это будет день
— Но плоды бывают весьма уязвимы, Аксель. Опомнись, пока не поздно. Неужели ты действительно этого хочешь?
— Разумеется.
Она задумывается. Качает головой.
— Ладно. С этим я ничего не могу поделать. Словом, квартира мне подходит. Что может быть лучше Соргенфригата? Я всегда любила эту часть города. И отсюда мне будет легче контролировать Кристиана.
— А его нужно контролировать?
— Мы счастливы, Аксель. И собираемся сыграть свадьбу на третий день после Рождества.
— Поздравляю.
— Спасибо.
— Я рад, что вы счастливы. Для тебя счастье так много значит!
— Ты надо мной смеешься?
— И не думаю, — убежденно отвечаю я. Мне и в самом деле нравится мысль, что в моей квартире будут жить Ребекка и Кристиан. Извращенная радость собственника. Комплекс сына арендатора, который я унаследовал от отца. Мне больше не придется по субботам торговать нотами в музыкальном магазине. У меня будет еще больше времени на занятия. И я сохраню связь с Ребеккой. Мне не хочется, чтобы она исчезла из моей жизни.
— Подпишем договор? — спрашивает она.
— Ты считаешь, что нам нужен официальный договор?
— Обязательно, — серьезно отвечает Ребекка. — Кристиан — будущий юрист. А если ты умрешь? Или сойдешь с ума?
— Значит, он составит договор и придет ко мне?
— Нет. Я не хочу, чтобы вы встречались. Еще рано.
— Почему?
— Кристиан очень ревнив.
— Он знает про нас? — с испугом спрашиваю я.
Ребекка с каменным лицом смотрит на меня.