отличную мишень.
Поднявшись на ноги, я вернулся к деревьям, где занялся поисками винтовки Грахама. Я нашел ее и принес обратно к «лендроверу»; это был автоматический карабин ремингтон с магазином на шесть патронов тридцатого калибра — хорошее оружие для убийства. Короткий ствол, не сковывающий быстрых движений, высокая скорострельность — пять прицельных выстрелов за пять секунд, — и пуля с весом и скоростью достаточными для того, чтобы поразить человека насмерть, не дав ему упасть на землю. Я передернул затвор и поймал выскочивший патрон. Он имел обычную мягкую пулю охотничьего типа, рассчитанную на то, чтобы расплющиваться при попадании в цель. Элин сильно повезло.
Она тем временем, склонившись над Грахамом, вытирала ему лоб.
— Он приходит в себя.
Веки Грахама, несколько раз дернувшись, открылись, и он увидел меня, стоящего над ним с карабином в руках. Он попытался подняться, но был остановлен спазмом боли, от которой на его лбу выступили капельки пота.
— Ты не в том положении, чтобы что-то предпринять, — сказал я. — В твоем животе большая дырка.
Он опустился на землю и облизал губы.
— Слейд сказал… — он перевел дыхание: —… сказал, что ты не опасен.
— Неужели? Он ошибался, не так ли? — Я поднял карабин. — Если бы ты пришел сюда с пустыми руками, без этой штуки, то не лежал бы там, где сейчас лежишь. В чем заключалась идея этой акции?
— Слейду нужен сверток, — прошептал он.
— Правда? Но ведь он находится у оппозиции. У русских — я полагаю, они были русскими? Грахам слабо кивнул.
— Но они его не получили. Вот почему Слейд послал меня сюда. Он сказал, что ты ведешь двойную игру. Он сказал, что ты был неискренен.
Я нахмурился.
— Это становится интересным, — произнес я задумчиво и присел на корточки рядом с ним, положив карабин поперек коленей. — Скажи мне, Грахам, — кто сообщил Слейду о том, что русские не получили сверток? Я ему об этом не говорил, можешь быть уверен. Наверное, русские сами пожаловались ему, посетовав на то, что их обманули.
Его лицо приняло озадаченное выражение.
— Я не представляю, откуда он об этом узнал. Он просто сказал мне, чтобы я пошел и забрал его.
Я приподнял карабин.
— И дал тебе эту штуку. Полагаю, я должен был быть ликвидирован. — Я посмотрел на Элин, а затем снова на Грахама. — А как насчет Элин? Что было бы с ней?
Грахам закрыл глаза.
— Я не знал, что она здесь.
— Может быть, — сказал я. — Но Слейд знал об этом совершенно точно. А как еще «лендровер» мог оказаться здесь? — Веки Грахама слабо дернулись. — Ты сам прекрасно понимаешь, что должен был бы устранить всякого свидетеля.
Струйка крови стекла из уголка его рта.
— Грязный ублюдок! — воскликнул я. — Если бы я был уверен в том, что ты до конца осознаешь свои собственные действия, то прикончил бы тебя прямо сейчас. Слейд сказал тебе, что я предатель, и ты поверил ему на слово — ты взял оружие, которое он тебе дал, и последовал его указаниям. Когда-нибудь слышал о человеке, которого звали Биркби?
Грахам открыл глаза.
— Нет.
— Это случилось еще до тебя, — сказал я. — Тогда Слейд разыграл такой же трюк. Но сейчас не время об этом говорить. Ты пришел один?
Грахам плотно сжал губы, и на его лице появилось упрямое выражение.
— Не строй из себя героя, — посоветовал я ему. — Я способен вытянуть это из тебя достаточно легко. Как тебе понравится, если я сейчас встану ногами на твой живот? — Я услышал, как Элин сделала судорожный вздох, но проигнорировал ее. — У тебя серьезное внутреннее ранение, и ты умрешь, если мы не доставим тебя в госпиталь. А я не стану этого делать, пока существует вероятность, что кто-то может на нас напасть, когда мы покинем Асбьюрги. Я не собираюсь подвергать Элин риску ради твоего спасения.
Он посмотрел мне за спину, на Элин, а затем кивнул.
— Слейд, — сказал он. — Он здесь… примерно в миле…
— У входа в Асбьюрги?
— Да, — произнес он едва слышно и снова закрыл глаза.
Я пощупал его пульс и обнаружил, что он стал значительно слабее. Я повернулся к Элин.
— Начинай собираться, оставь место для Грахама, чтобы его можно было положить поверх спальных мешков. — Я встал и перезарядил карабин.
— Что ты собираешься делать?
— Может быть, я смогу подобраться к Слейду достаточно близко для того, чтобы поговорить с ним, — произнес я медленно. — Чтобы сказать ему, что его мальчик тяжело ранен. А если нет, тогда я поговорю с ним при помощи вот этого. — Я поднял карабин.
Она побледнела.
— Ты убьешь его?
— О Боже, я не знаю! — воскликнул я с раздражением. — Я знаю только то, что он, по-видимому, не возражал, если бы убили меня — и тебя тоже. Он сидит у входа в Асбьюрги, как пробка в горлышке бутылки, и это единственная открывалка, которую я имею.
Грахам тихонько застонал и открыл глаза. Я склонился над ним.
— Как ты себя чувствуешь?
— Плохо. — Струйка крови в уголке его рта выросла до целого ручейка, стекающего вниз по шее. — Это интересно, — прошептал он. — Откуда Слейд смог узнать?
Я спросил:
— Что в свертке?
— Не… знаю.
— Кто сейчас главный в Департаменте?
Его дыхание стало затрудненным.
— Та… Таггарт.
Если кто-то и может снять Слейда с моего загривка, то это Таггарт. Я сказал:
— Хорошо, пойду увижусь со Слейдом. Мы скоро вытащим тебя отсюда.
— Слейд сказал… — Грахам прервался и начал снова. Ему, по-видимому, было трудно глотать, и он слегка закашлялся, пуская губами ярко-красные пузыри. — Слейд сказал…
Кашель усилился, а затем поток артериальной крови вырвался из его рта, и он уронил голову набок. Взяв его за запястье, я понял, что Грахам никогда не скажет нам о том, что же говорил Слейд, поскольку он был мертв. Я закрыл его остекленевшие глаза и поднялся на ноги.
— Лучше мне самому поговорить со Слейдом.
— Он умер! — прошептала Элин, по-видимому, глубоко потрясенная.
Грахам был мертв — еще одну пешку смахнули с доски. Он умер потому, что слепо повиновался приказам; так же как делал я в Швеции; он умер потому, что не осознавал, как следует, своих поступков. Слейд сказал ему, что нужно сделать, он попытался, но совершил ошибку, которая привела его к смерти. Я тоже не осознавал до конца, что я делаю, поэтому мне лучше не совершать ошибок в своих попытках.
Элин плакала.
Крупные следы лились у нее из глаз и стекали по щекам. Она не рыдала, а просто стояла и беззвучно плакала, глядя вниз на тело Грахама. Я сказал хрипло:
— Не плачь о нем — он собирался тебя убить. Ты сама это слышала.
Когда она заговорила, ее голос не дрожал, хотя слезы по-прежнему катились из глаз.
