помедлила перед распахнутыми железными воротами, от внушительного вида которых у нее задрожали коленки и тревожно заколотилось сердце, но, быстро совладав с собой, вошла, стараясь поскорее пройти мимо флигелей, что стояли прямо за воротами. Один из них принадлежал Джошуа Барнсу. Он мог быть и ее домом тоже.
Широкая, вымощенная белым камнем дорожка вела через парк с аккуратно подстриженными кустами и газонами к дому, являвшему собой аристократическое великолепие, украшенному затейливыми башенками и узкими арочными окнами. Пройдя под высокими сводами парадного крыльца, Шерон поднялась по ступеням к двери. Она не была уверена, что поступает правильно. Может, ей следовало направиться к другому входу, туда, через который ходят слуги? Но она не разглядела поблизости других дверей и поэтому взялась за кольцо, на мгновение придержала в ладони его тяжелую бронзу, а затем отпустила, позволив ему стукнуться о дверь. И тут же ее охватило нелепое, трусливое желание развернуться и бежать прочь, но она подавила его.
Вот и все, подумала Шерон, когда перед ней медленно отворилась дверь. Теперь отступать уже поздно. Она вошла внутрь, в тихий просторный холл, и почувствовала, как на нее снизошло необъяснимое спокойствие и появилась уверенность. Как бы граф Крэйл ни обошелся с ней, он не увидит в ее глазах и тени страха.
Что за время она выбрала для визита, удивленно подумал Алекс, оторвавшись от книги, чтобы выслушать сообщение дворецкого о том, что миссис Шерон Джонс ожидает его внизу в гостиной. На улице уже почти смеркалось. Он никак не ожидал, что она соберется прийти сегодня. Такая поспешная отзывчивость с ее стороны могла бы означать только одно — она знает, для чего он ее позвал, и согласна не задумываясь принять его предложение. Алекс отложил книгу в сторону и направился вниз. Право, лучше бы ей прийти утром. Верити посмотрела бы на нее и сказала бы ему свое мнение. Хотя, если он найдет ее абсолютно никуда не годной — а у него отчего-то появилось такое предчувствие, — то Верити лучше вообще не встречаться с ней.
На девушке было выцветшее ситцевое платье и знакомая ему старенькая шаль. Темные длинные волосы с маслянистым блеском спадали на плечи тяжелой волной. Она выглядела точно так же, как тогда, в горах, когда он впервые увидел ее. Несколько мгновений Алекс, застыв на пороге, изумленно смотрел на нее, ослепленный красотой и не понимая, почему она здесь. Лишь спустя несколько мгновений в его памяти всплыли слова дворецкого. Нет, то не дева Кембрана явилась ему. Он вспомнил высокого рабочего, с которым он видел ее вчера на холмах. Выходит, его фамилия Джонс. Хотя нет. Мисс Хэйнс сказала ему, что эта женщина — вдова.
— Миссис Джонс? — произнес он, вступая в гостиную.
Лакей бесшумно закрыл за ним дверь.
— Да, — сказала она.
Она стояла перед ним, высокая, с гордо выпрямленной спиной, чуть расставив ноги и высоко вздернув подбородок. Ее ясные серые глаза, окаймленные густыми темными ресницами, смело смотрели прямо на него. Она не присела перед ним в реверансе, не назвала его титул. Она действительно была потрясающе красива. Алекс спросил себя: может, она вспоминает сейчас тот единственный, похищенный им поцелуй и оттого держится так гордо и неприступно? Неужели он так впечатлил ее?
— Прошу вас, присаживайтесь. — Он указал ей на стул.
— Зачем? — спросила она. — Что вам нужно от меня?
Она боится, озарило Алекса. Боится, но не хочет показать этого. С какой милой бравадой она старается изобразить презрение к нему. Она думает, что он снова станет допытываться у нее о том ночном собрании? Выходит, она совсем не догадывается, зачем ее вызвали сюда?
— Миссис Джонс, я думаю предложить вам работу и хотел бы обсудить это с вами, — сказал он, уже не уверенный в том, действительно ли он хочет, чтобы она работала у него. Можно ли доверить свою дочь женщине, которая по ночам бегает по горам и подглядывает там за тайными мужскими сборищами? Женщине, которая на виду у всего поселка обнимается со своим любовником? Нужна ли Верити такая гувернантка? Но, черт возьми, она так хороша собой! Ему не забыть, как после того мимолетного поцелуя в горах, возвращаясь домой, он боролся с желанием, вспыхнувшим в нем.
— Я и так работаю на вас, — сказала она.
— Вот как? — Ее слова озадачили его.
— Сегодня утром я чуть не сбила вас с ног.
Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить хоть какое-нибудь мало-мальски запоминающееся происшествие, которое случилось бы с ним сегодня во время утренней верховой прогулки, но ничего не приходило ему на ум.
— Утром я был на шахте, — сказал он.
— Да, я знаю. — Она смотрела на него с холодным спокойствием, продолжая стоять.
Глаза! Боже, эти глаза! Утром в штольнях он столкнулся с женщиной; грязная, вся черная от угля, она тащила за собой тележку с углем и была похожа скорее на тяжело навьюченного мула, нежели на человека. У него не укладывалось в голове, что то жалкое существо, которое он видел утром, и эта красивая, прекрасно сложенная молодая особа, которая сейчас стоит перед ним, — один и тот же человек. Ее волосы были спрятаны под косынкой. Но глаза… Неужели это она?
— Так это были вы? — изумленно выговорил Алекс.
Она молчала.
— Наверное, это нелегкая работа, — неуклюже заметил он.
— Да.
Алекс чувствовал, что от нее исходит какая-то враждебность, хотя лицо ее оставалось безучастно- спокойным. Но почему? Разве это он отправил ее работать на шахту? Или она считает, что он мало платит ей? Или сердится на него за тот поцелуй? Может, ему следует извиниться перед ней? Но он не чувствует себя виноватым, он даже не может искренне раскаяться за тот внезапный порыв. Напротив, он с удовольствием поцеловал бы ее еще раз, хотя даже сама мысль об этом казалась ему сейчас неуместной.
— Я решил, что моей дочери необходима гувернантка, и мне рекомендовали вас, — сказал он, откашлявшись. — Может, вы все же присядете?
— Меня? — переспросила она озадаченно.
— Да, вас. Мне сказали, что вы учились в частной школе в Англии. — Он вопросительно посмотрел на нее.
— Да, — сказала она, — четыре года.
Алекс удивился, каким образом девочка из Богом забытой уэльской долины попала в привилегированную школу в Англии и почему, получив образование там, она, красивая молодая женщина, таскает в шахте тележки с углем? Она прекрасно говорит по-английски, хотя легкий, певучий акцент выдает в ней валлийку. Как и ее имя, впрочем. Но она, судя по всему, не собирается ничего объяснять.
— Ну что ж, — сказал Алекс, — в таком случае, я думаю, знаний, чтобы обучать шестилетнего ребенка, у вас достаточно.
Она не ответила. И она явно не собиралась садиться.
— Я также очень хотел бы, — продолжал он, — чтобы вы учили мою дочь валлийскому языку.
Она удивленно подняла брови.
— Валлийскому?
— Да. Теперь я хозяин этой долины, отныне и до конца моих дней. Может статься, что я поселюсь здесь навсегда. И моя дочь тоже. Если я не женюсь и у меня не будет сына, то эти земли унаследует она. Поэтому я считаю, что она должна знать язык, на котором говорят люди, живущие здесь и работающие на меня.
Она улыбнулась. Улыбка была недоброй.
— Это язык дикарей, — сказала она.
— Любопытно. Позвольте поинтересоваться, — сказал Алекс, заложив руки за спину и испытующе глядя на нее, — вы слышали это, когда учились в школе?
Она кивнула.
— Ну что ж, пусть так. Но несмотря на это, я хотел бы, чтобы моя дочь знала этот варварский язык. А
