того, что они не потратили впустую вечер сезона на обычный скучный прием.
– Мы должны сейчас же вернуться в зал, – сказала она. – Я замерзла.
– Лгунья – усмехнулся он. Ее ладошка в его руке стала горячей, и было неясно от чего, то ли от замешательства при мысли о поцелуе, то ли от желания, чтобы он ее действительно поцеловал. – У поцелуя был бы и другой положительный результат. Он бы вернул вам хоть часть симпатии общества, особенно если вы сразу после него вернетесь в бальный зал, смело улыбаясь, но будучи явно огорченной. Все бы отметили, что вы ужасно страдаете от последствий своего неблагоразумного поступка.
– Похоже, вы наслаждаетесь всем этим, – процедила она сквозь зубы.
Он обдумал ее предположение. Да, это так.
– А вы не наслаждаетесь? – он пристально всматривался в ее глаза, затененные сумраком ночи.
– Papa ясно дал мне понять, – ответила она, – что если я не хочу навсегда распрощаться с высшим обществом, всю оставшуюся жизнь в моем поведении не должно быть ни малейшего намека на скандал
– Я не вынесу такую скучную жену, – заявил он. – Вам придется выбирать между papa и мной.
– Нет, – она нахмурилась. – Я не буду этого делать. И никогда не хотела этого делать.
Он вскинул брови.
– Но после женитьбы вы будете обязаны повиноваться мне, – явно провоцируя, напомнил он.
И не был разочарован.
– Если вы когда-нибудь попытаетесь удержать меня этим смехотворным брачным обетом? – она ощетинилась и повысила голос, – я буду до смерти сражаться с вами любыми доступными мне средствами. И не думайте, что у меня их нет.
Кто-то – Реджи не оглянулся, чтобы разглядеть, кто именно, – прекратил фланировать рядом по балкону и бесцеремонно сосредоточил на них все свое внимание.
К несчастью, обрученная пара уже ссорилась.
Реджи усмехнулся.
– Это похоже на обещание, – сказал он, поигрывая бровями и с опаской поглядывая на ее веер.
– Я говорю серьезно.
И это было очевидно. Ее ноздри раздулись, глаза смотрели свирепо. Одна рука затвердела в его руке, другая с ожесточением сжимала веер.
– И я искренне на это надеюсь, – успокаивающе ответил он. – Леди Аннабель, вы можете сражаться со мной, когда пожелаете, хоть каждый день. Или каждую ночь, если речь идет об этом. Особенно каждую ночь.
Негодование сотворило чудо с грудью леди, затянутой в корсет и прикрытой тонким платьем. Грудь вздыбилась, и на мгновение показалось, что ей удастся вырваться из корсажа. Увы, этого не случилось. Но это зрелище приковало глаза Реджи и согрело его кровь.
– Это не учтиво с вашей стороны, – она снова понизила голос.
– Учтиво?
Он попытался заглянуть в ее глаза, но они выглядели огромными омутами из тени и мрака.
– Разве нет? – пробормотал он.
– Нет.
В ее голосе ощущалась легкая дрожь.
Он легонько притянул ее к себе за руку, наклонил голову и прижался губами к ее губам. Они были мягкими, теплыми и слегка влажными. Кончиком языка он разомкнул их и решительно и глубоко вошел в ее рот.
В ее в горле возник низкий, дрожащий звук.
Он отстранился от нее и отпустил ее руку. Затем снова прислонился к перилам и улыбнулся ей полуприкрытыми глазами.
– Очень хорошо, – произнес он с удовлетворением и задался вопросом, куда подевался весь окружающий воздух.
Он не должен допустить эрекции. Это было бы уж слишком, это было бы чересчур вульгарно. Хотя в один момент ему пришлось собрать всю силу воли, чтобы этого избежать. В момент, когда она пососала его язык.
Опустив руки и стиснув их в кулаки, с полуоткрытым ртом, она гневно уставилась на него. Повезет, если она не переломит веер.
– А теперь вам лучше бежать, изображая из себя храбрую, маленькую страдалицу. Вообще-то, если задуматься, бежать вы не должны. Леди никогда не бегают, не так ли? Позднее я буду претендовать на вальс с вами.
Не сказав ни слова, она повернулась и направилась в бальный зал. Медленно, с безукоризненной осанкой.
Он мог бы поставить половину своего состояния, что она хладнокровно улыбалась, ни на кого не глядя.
Всегда и при любых обстоятельствах она оставалась храброй.
Насколько он мог видеть, она направлялась к его матушке.
Он вел себя так, как от него и ожидали. Он был почти, но не совсем вульгарен. Он был загнан в этот брак собственной расточительностью, но не мог не воспользоваться тем, что его нареченная прекрасна и желанна.
Именно так все это и увидят.
Его мать будет довольна, хотя, возможно, несколько озабочена тем, что он может опозорить леди Аннабель еще больше, чем она уже опозорила себя. Его отец будет в восторге. Ее мать будет испытывать осторожный оптимизм. Ее отец…
Хорошо, что не нужно нравиться Хаверкрофту. Не придется стараться и напрасно тратить время. Не то, чтобы он всегда поступал наилучшим образом…
Леди Аннабель вложила свои руки в руки его матушки, и та засветилась счастьем и нежностью. Выражение лица своей нареченной видеть он не мог.
В целом, думал Реджи, бал, вероятно, прошел успешно. Свет будет увлечен, высказывая догадки относительно того, ненавидят ли они друг друга или чувствуют взаимное влечение. Их родители увидят, что они осторожно кружат около друг друга, отчасти враждебно, отчасти держась в рамках приличий, отчасти готовые согласиться на некую дружественную договоренность, поскольку их брака нельзя избежать.
Он оттолкнулся от перил и двинулся назад, в бальный зал. Этот танец вскоре закончится, и он вынужден будет оказать любезность нескольким партнершам, прежде чем потребует от своей нареченной вальс.
Он заморозил взглядом парочку мужских ухмылок тех джентльменов, которые редко танцевали, но всегда выбирали самые выгодные места, чтобы иметь возможность быть в курсе возможных скандальных обстоятельств и на следующий день живописать их в многочисленных фешенебельных гостиных.
Его взгляд остановился на леди Хаверкрофт, которая стояла одна и наблюдала за танцем с улыбкой, в равной мере выражавшей и надменность, и тоску. Он подозревал, что надменность была частью маски, которую она часто носила. В этом она мало чем отличалась от своей дочери.
Он стал пробираться к ней. Она не заслуживала страданий. Леди Аннабель была ее единственной дочерью, ее единственным ребенком. События двух последних недель, пусть и
