все хорошо, не беспокойтесь…
С девочкой! Точно! Вот же чего мне не хватает! Я скорее схватилась рукой за живот. Он был пустым и легким.
— Что с ней? Я родила? Где мой ребенок?
— Не волнуйтесь, не волнуйтесь, — захлопотала надо мной медсестра. — Вас принесли без сознания, документов никаких не было, беременность, срок большой. Начиналось кровотечение, возможно, были внутренние повреждения. Наш врач решил на всякий случай тут же сделать вам кесарево сечение, чтобы избежать осложнений. Но все прошло благополучно, не волнуйтесь, девочка в порядке, она в отделении новорожденных, с ней занимаются.
— А она точно в порядке? У меня ведь срок был не полный. Вы уверены?
— В порядке, в порядке. Маленькая, конечно, недоношенная ведь, но дышит сама, все на месте. Вот врач придет, он вам все подробно расскажет.
Я поднялась на постели.
— Мне нужно ее увидеть.
— Ну куда, куда? — замахала руками медсестра. — И не выдумывайте даже. Вам нельзя вставать, у вас шов. И с головой тоже еще неизвестно. Лежите, пожалуйста. Все будет в порядке, только лежите. Скажите мне лучше, как вас зовут. У вас есть страховка?
Я досадливо отмахнулась.
— Есть, конечно. Самая лучшая страховка, это неважно. У меня в сумке лежат все документы, пошлите кого-нибудь посмотреть. Пустите меня к ребенку.
— Все ваши вещи сгорели. Мы даже не знаем вашего имени. И вам ни в коем случае нельзя вставать. Если помните, сообщите мне лучше телефон ваших близких, чтобы мы могли их известить…
К этому моменту я уже успела прийти в себя настолько, чтобы воспользоваться элементарным заклинанием внушения… Какие бумаги, какие близкие… Надо немедленно пойти и убедиться, что с ребенком, с моей девочкой действительно все в порядке. Потому что, если там все же хоть что-то не так, чем быстрее я смогу помочь ей, тем лучше. В этой больнице явно не было врача, облеченного нужными знаниями.
Поднявшись с постели, я ощутила резкую боль в низу живота. Действительно, шов. Вот же ведь… Чертыхнувшись, я быстро пробормотала под нос одно из простых сращивающих заклинаний. Конечно, хорошо было бы поглядеть внимательно, чего они там напахали, но это терпит. Сейчас важнее всего — ребенок. Моя девочка.
В этой больнице действительно не было врача со знанием магии. Это была еще одна из моих невероятных удач. А может, и нет… Удача, неудача… Никто не знает, как именно повернулись бы стрелки судьбы на этом распутье, если бы… Если бы только…
Если бы только я знала, что ждет меня в этой крошечной палате для новорожденных, где в прозрачной кроватке под кварцевой лампой ждала меня моя дочь! Если бы я могла хоть как-то отмотать временную ленту назад… Если бы… Время — одна из немногих субстанций, над которой не имеет власти даже самая сильная магия, и это на самом деле большое счастье. Ну куда бы я стала мотать эту ленту? С какого момента все пошло не так, как следовало? И как именно оно следовало? Не говоря уж о том, что все равно я никак, ну совсем никак не могла этого знать. И никуда никогда мне было не убежать от того, что ждало меня в этой палате. Потому что оно выросло у меня внутри. Часть меня.
В палате стояла только одна кроватка. Не кроватка — кювез, специальный пластиковый ящик на металлических ножках и с прозрачными стенками. И там, раскинув крошечные ручки над пушистой головенкой размером со средний кулак, лежал только один ребенок. И это никак — ну никак — не могла быть моя дочь.
Потому что этого младенца окружало совершенно отчетливое — довольно широкое для младенца — светло-розовое поле с серебристым сиянием. Светло-розовое. Бледное. Розовое. Светлое.
Я зажмурилась и сделала шаг назад. Потом медленно, не доверяя сама себе, снова открыла глаза. Может быть, меня все-таки контузило сильнее, чем всем казалось? Может быть, у меня повредилось что- нибудь в голове и я теперь путаю все на свете? Даже цвета магических полей?
Этого не могло быть. Не могло. Не могло, и все. Не мог у меня, темной ведьмы, наследницы темных же волшебников, родиться светлый ребенок. Это невозможно. Это противоречит законам природы. Это даже не кошмар. Это гораздо хуже.
Для проверки я снова подняла руку и поглядела на свое поле. Нет, все в порядке. Вот оно, темно- коричневое, как положено. Ни капельки не изменилось. Больше, кстати, тоже не стало, а ведь могло бы. Как при рождении Алекса. Жаль. Я втайне на это надеялась.
Но это-то ладно, я и с таким отлично проживу, но то, что вот там, в кроватке… Я бросила туда осторожный взгляд искоса. Нет. Ничего не изменилось. Лежит себе, как лежала, и светится нежно-розовым светом. Немыслимо.
Я обернулась к медсестре, которая тихо стояла у меня за спиной, ожидая дальнейших указаний.
— Это не мой ребенок, — сказала я.
— Ваш, — убежденно и искренне ответила она.
— Да нет же, вы перепутали, — упрямо возразила я.
— Я не перепутала. Ваш. Сегодня у нас тут вообще нет других детей. Ваша девочка одна в отделении.
Усилием воли я подавила подымающуюся во мне волну ярости. Стоп. Медсестра не виновата. Она не врет. Мало того что она находится под заклятьем повиновения, но тут же еще и нет других детей… Значит, как учит магический принцип, невозможное возможно. Мне остается смириться с неизбежным…
Но как, ради всего святого, что есть на свете, как!!! Как это могло произойти? И если допустить на секунду (это тоже невозможно, но все-таки), если на долю секунды представить себе, что ее отец обладал микроскопической каплей светлой магии, не замеченной мной (этого не может быть никогда!), то почему меня не поразило громом раньше? В момент соития, зачатия, да мало ли было таких подходящих моментов? Ведь это же ясно предсказано. Как?!!
Ну хорошо, исступленно размышляла я. Пусть, к примеру, даже в нем самом не было магии — а ее точно не было, — пусть завалящая капля светлой магии была в ком-то из его родителей и эта уродская наследственность проявилась таким вот неуместно-причудливым образом, но я? Я же носила ее в себе восемь месяцев? Почему я не умерла в процессе? Почему не случился выкидыш, почему мы обе остались живы при родах? Ведь это же невозможно! Если вспомнить, что я испытывала, нося в себе Алекса, то можно предположить, что могло со мною статься, если во мне росло не просто чужое, но совершенно чуждое, светлое поле, противное самой моей природе. И еще такое здоровое! Да меня должно было просто разорвать при родах, когда поля отделялись одно от другого. Нет, гораздо раньше, когда они одно из другого росли. Нет…
Хотя… Стоп. Родов-то как таковых и не было. Сперва я потеряла сознание, потом мне дали наркоз… Что происходит с полем в отсутствие сознания? Не отключается ли оно естественным образом тоже? Очень возможно, надо будет как-то потом проверить… Да, а врач, которому все эти магические завороты по барабану, естественно, ничего не заметил… И вот… Невозможное возможно. Мощная темная ведьма родила себе светлую дочь.
И что делать? Куда бежать? Как скрыться от такого позора? И не позора даже, это бы что, нет такого позора, который нельзя было бы пережить, тут все гораздо хуже. Это — против Закона, основного, всеобщего Закона, нарушение которого так ужасно, что даже не рассматривается в Кодексах и Укладах, ни в темных, ни в светлых, ни в каких. Я никогда и нигде о таком не слышала и не читала, а это уж о чем-то да говорит. И что с нами будет, невозможно даже себе представить.
А если все же попытаться? Невозможное — возможно. Попробуй! Что они могут сделать? И кто — они? Кто имеет над нами такую власть? Кто вообще имеет хоть какую-нибудь?
У нас, облеченных магией, тоже существует своя иерархия и система подчинений. Без этого никуда. Юный маг, закончив курс обучения, выбрав специализацию и найдя свою первую работу, имеет честь одновременно с получением диплома быть занесенным в Основной Магический Реестр. По крайней мере, так это делается с темной стороны, но у светлых, насколько я знаю, существует нечто очень похожее. Реестры, темный и светлый, едины для всего мира и открыты каждому имеющему магическое происхождение. Именно через Реестры маги находят себе работу. Тот, кому нужен определенного рода сотрудник, ищет в Реестре
