— Ну, типа того, я иногда пишу в «Юности», ну и в… разных местах.
— Это хорошо. Так что, ты хочешь взять интервью у Кинчева, что ли?
Я смущенно пожала плечами.
— Я вот что тебе скажу. Когда им Леха рассказал, что есть журналистка, которая хочет взять интервью у Кинчева, ребята сказали: «А зачем ему? У него уже Аня берет», и все ржали, как будто это лучшая шутка в мире. Ну, Аня — это его новая девушка, он же от жены ушел. — Она налила себе и выпила. — Ты понимаешь? У них такой подход. К женщинам, девушкам — только ебаться. Даже про его официальную девушку они вот так говорят. Даже если ты НЕ — они все равно будут думать, что ДА. Что тебе только это надо. А оно тебе нужно — такое отношение?
Один из ее друганов скрутил косяк, затянулся и передал по кругу. Я больше не была восьмиклассницей, я была рок-журналисткой, поэтому Божена не отослала меня домой, как в прошлый раз.
Когда Леха пришел с репетиции, мы были все упившиеся и укуренные. Я, по крайней мере, была. Лехе надо было нас догонять, чем он сосредоточенно и занялся. Поставили музыку на полную громкость, Guns N' Roses, «Knockin' on Heaven's Door».
Леха внимательно слушал. Когда песня закончилась, он поставил ее во второй раз, потом в третий.
— Мне не очень нравится, как он поет, — сказала наконец Божена, — кричит, но без души. Он не понимает, что поет.
— Он песню написал, он знает, как ее петь, — ответил Леха.
— Кто написал? — взвилась Божена.
— Ну, Аксел или Слэш. Кто у них там пишет.
— Нет, Алиса, ты слышишь? Да это же песня Боба Дилана! Эти Ганс — анд — Роузез сделали сраный кавер, чтобы такие дураки думали, что это их песня. И это ведущий русский гитарист ведущей нашей рок- группы! Который ни хуя не знает, что «Knockin' on Heaven's Door» — песня Дилана! Это пиздец!
— Ну не знал, зато теперь знаю, — смущенно улыбнулся Леха, — ты успокойся. Не кричи.
— Не кричи! Как можно не кричать, КОГДА… ты — да, репетиции, концерты, а я здесь… — и вдруг Божена запела вместе с Guns N' Roses, звучащими из магнитофона. Запела так мощно, с такой силой, с таким надрывом, что начисто убрала модную группу, их стало не слышно, несмотря на то что магнитофон играл на полную громкость. У меня просто крышу снесло, я поняла, что она по-настоящему, по гамбургскому счету, невероятно талантлива. И о таком сокровище никто не знает!
— Сейчас соседи опять ментов вызовут, — сказал один из друганов, когда Божена закончила петь, — окно-то открыто. А у нас тут трава.
— А мы от ментов косяками в окно улетим, — засмеялась Божена.
ЛЕНИНГРАДСКИЙ РОК-ФЕСТИВАЛЬ
— В десять вечера будь у касс Ленинградского вокзала, — приказным тоном велел Громов и повесил трубку. Я тут же перезвонила.
— Что за дурацкая манера общаться? Ты можешь объяснить по-человечески, что происходит? Зачем Ленинградский вокзал?
— Мы едем на Ленинградский рок-фестиваль, — и он опять повесил трубку.
Какое-то время я сидела не двигаясь, переваривая услышанное. Я просто не могла поверить своим ушам — он только что позвал меня поехать вместе в Питер. Пригласил в странной, конечно, форме, и даже не соизволил спросить меня, могу ли я поехать и хочу ли вообще. Он был заранее уверен в моем положительном ответе, что являлось безусловной наглостью с его стороны. Но суть от этого не менялась, я смерть как хотела поехать на этот фестиваль, а вместе с ним, вдвоем — это было неслыханное счастье! Я тут же представила себе, как все будут смотреть на нас и перешептываться нам вслед, спрашивая друг у друга: «Они что, вместе?» Но плевать на всех, главное — мы будем вместе все пять или шесть дней, которые будет проходить фестиваль. И потом, конечно, Громов — почетный гость, значит, я попаду на все самые крутые концерты, потусуюсь за кулисами, и, может быть, он наконец-то познакомит меня с кем-то из рок-элиты. Я была в таком экстазе, что даже мама, поглядев на меня, не стала противиться моей поездке. В десять вечера я была у касс на вокзале. Громова там не было, зато меня ждал Витя, выполнявший при нем роль верного оруженосца и по совместительству фотографа «Гонзо», снимавшего на многих легендарных подпольных фестивалях. Он сообщил мне, что мы купим билеты и будем ждать Громова, который подтянется позже. Я немного обломалась, потому что уже представляла себе, как мы вдвоем возьмем СВ и будем всю ночь заниматься любовью. Мне хотелось остаться с ним наедине, и за это удовольствие я была абсолютно готова заплатить сама (было понятно, что такой жмот, как Громов, не станет платить за спальный вагон). Однако я постаралась не сильно расстраиваться, тем более что Витя был нормальным мужиком, который относился ко мне даже с симпатией, чего нельзя было сказать о других громовских друзьях. Я с ужасом подумала, что вместо Вити Громов мог взять с собой Эрнеста Шустова, своего самого закадычного друга, который почему-то люто невзлюбил меня с первого взгляда и не упускал случая постебаться надо мной. Делал же это он так тонко и виртуозно, что у меня не было никакой возможности ответить ему достойно. Любая лобовая атака с моей стороны выглядела бы глупо и не в тему, а состязаться с ним в остроумии, высокомерии и ленивом цинизме я не могла, была не в той лиге. Единственным, что нас объединяло, была страстная любовь к кофе. Мы оба знали наперечет все места, где можно было выпить чашку хорошего крепкого кофе, и таскали Громова за собой по всевозможным кафе, забегаловкам, кондитерским, кинотеатрам и даже пару раз ездили на автовокзал, потому что там, как ни странно, был нормальный кофейный аппарат. Громов злился и сопротивлялся, он кофе не пил и считал, что мы просто выпендриваемся.
— Ах, кофе. Я сейчас умру, если не выпью кофе, — передразнивал он нас и оттопыривал мизинец. В самом деле, Шустов держал чашку, отставив мизинец, как герой Олега Борисова в «Женитьбе Бальзаминова». Но поскольку нас с Шустовым было двое против него одного, Громову приходилось плестись за нами и потом сидеть и наблюдать, как мы пьем кофе и курим, — сам Громов не курил.
Шустов был очень высоким, невероятно худым, с ужасными кривыми зубами, которые он слишком часто, на мой взгляд, обнажал в кривой ухмылке, и длинными, сальными волосами пегого цвета. Он вечно сплетничал, пересказывая во всех подробностях последние новости обо всех их общих знакомых: кто, с кем, когда и в каких позах, как будто он был там лично и держал свечку. Меня бесконечно удивляло, что такой самец, как Громов, получает явное удовольствие от перетирания этих подробностей. Эрнест обожал говорить намеками о каких-то мне совершенно незнакомых людях, и они многозначительно переглядывались, так что я чувствовала себя лишней. Круг шустовских знакомств был бесконечен. Казалось, он знал всех и вся. Чем он занимался, оставалось для меня загадкой, его я не спрашивала, а Громов отвечал так туманно, что все равно было непонятно. Когда же Громова не было рядом, Эрнест изводил меня разговорами на сексуальные темы и с холодным любопытством наблюдал за моей реакцией.
Почти каждый раз ему удавалось вывести меня из равновесия, заставить почувствовать себя в глупом и смешном положении, когда не знаешь, как Реагировать: тупо промолчать, обратить все в шутку или дать по морде?
— Ты видела фильм «Негодяй»?
— А, с Нодаром, грузином, как его фамилия?
— Да. Он мой друг, Нодар.
— Да, видела. Мне понравился. А главное, сам Нодар такой потрясный. Я видела с ним интервью По телевизору, он такой классный по жизни — ну, Искренний, настоящий.
— Да, да, «искренний» — это хорошее слово. Вот, кстати, рассказ, иллюстрирующий его простоту. Он мне сам рассказал. Был он на гастролях в Испании, не в Мадриде, в каком-то портовом городе. И там ходили слухи о знаменитой проститутке, которая совершенно потрясно делает минет. А он же очень толстый, весит 150 кг, ему довольно сложно сексом заниматься, так что для него это практически единственный вариант. Ну, ты понимаешь?
