что происходит у второго выхода. «А вдруг Громов им все неправильно объяснил и они вышли из последнего вагона, а не из первого, как надо?» Я поплелась к другому концу платформы. Точно, они сидели на лавочке за колонной и миловались. Гитара в чехле лежала рядом.
— А, Алиса? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказала Маша.
— Привет, — ответила я довольно кисло.
— Мы тебя уже полчаса ждем, — сказал Кирилл. — А Сережа сказал, что ты пунктуальна и никогда не опаздываешь.
— Ну ничего, мы времени не теряли, — томно произнесла Маша, — да, котенок?
— Да, не скучали. — Он притянул ее к себе и поцеловал в губы. — Скамейка у нас была, что нам еще надо?
И они опять начали целоваться.
«Вот козлы, могли бы встать и походить туда-сюда, чтобы я вас заметила, а не заниматься петтингом на лавочке», — подумала я, но вслух ничего не сказала. Мы вышли наверх и пошли к квартире.
— А где Сережа? — спросила Маша, когда на какое-то время у нее освободился рот. Они так и шли обнявшись и присосавшись друг к другу. Удивительно, как им удалось ни во что не врезаться.
— Сережа придет позже. — Они меня раздражали, и мне не хотелось ничего им объяснять. «Какого черта он их позвал? Нам что, вдвоем заняться нечем?»
Идея пойти на Преображенку принадлежала мне. Мне надоело, что мы вечно мыкаемся, неприкаянные, по Москве, не имея возможности остаться вдвоем и заняться любовью. Квартира на Преображенке, в которую мы с мамой и отцом переехали, когда я пошла в первый класс, стояла пустая. По идее, предполагалось, что там будет жить бабушка — это был родственный обмен: мы возвращались в старую большую квартиру маминых родителей, а бабушка переезжала на Преображенку. Но отец был постоянно в разъездах, или они с мамой ссорились, и он уходил жить к Софе, и тогда бабушка сразу же переезжала к нам, а потом как-то забывала уехать к себе. Короче, большую часть времени квартира стояла пустая, то есть, по существу, пропадала, и было просто необходимо использовать ее по назначению. Я сделала дубликат ключей и отправилась на разведку. Хорошая квартира в хорошем состоянии — и в моем полном распоряжении. А главное, там была кровать.
— Давай вечером пойдем ко мне, — предложила я Громову.
— К тебе? У тебя же мама дома. Или она меня резко полюбила?
— На другую мою квартиру. У меня, в смысле у нас, есть однокомнатная квартира на Преображенке. Три минуты от метро. Там никто не живет. Можем ею пользоваться.
— Слушай, это же просто фантастика! Что же ты раньше молчала! Пустая квартира, практически в центре, да еще рядом с метро… так, дай подумать, как ее использовать поумнее…
— Я как раз и думаю, как ее использовать по назначению. А у тебя какие мысли, Сережа? — сказала я самым обольстительным своим голосом.
— Надо позвать Кирилла, мы можем репетировать! У него дома жена, маленький ребенок — там неудобно. У меня отец… Так что твоя квартира — идеальный вариант.
Я знала, что Кирилл был его однокурсником в университете, с которым они вместе создали рок-группу. Громов выступал как вокалист, а Кирилл писал музыку и тексты. Для записи альбомов они звали музыкантов из других групп. Группа была настолько андеграундной, что никогда не выступала живьем, а только записывала альбомы. Поверить в то, что Громов поет, мне было трудно. Когда он в пьяном виде иногда начинал музицировать, то Демонстрировал голос очень громкий, но полное отсутствие слуха и вообще музыкальности.
— Блин, Сережа, ты же петь совсем не умеешь, — только и сказала я, узнав о его карьере рок- вокалиста.
— Кто угодно умеет петь. Даже ежа можно научить. Главное — экспрессия и артистичность. Ты же не будешь отрицать, что того и другого у меня в избытке. Нашей группе нужен именно такой солист, как я. И потом, многим нравится, как я пою Особенно юным девкам. — Кажется, он обиделся. — Кстати, чтоб ты знала, я учился в музыкальной школе и меня считали очень способным, — запальчиво добавил он после паузы.
— Да, и на чем ты играл? — спросила я. — На кларнете?
— Почему ты так думаешь?
— Да таких рыжих, как ты, берут только на кларнет — готовят клезмерскую музыку играть. Чтобы потом было кому выступать на фестивалях музыки народов СССР. Ты бы здорово представлял Биробиджан.
— Очень смешно. Во-первых, я не рыжий, я светлый шатен, у меня просто немного рыжеватая борода, как и положено Льву по гороскопу. Все Львы немного рыжеваты. Во-вторых, я играл на трубе.
— И что?
— Я не закончил. Но на парочке похорон сыграл, там моей квалификации хватило.
Громов достал из портфеля деревянную рамку с натянутыми на нее нитками, всю в непонятных узелочках. Завязал еще один и, глядя на него, нетвердо заблеял.
— Я беру до диез, — объяснил он нам с Машей в ответ на наши удивленные взгляды.
Кирилл, наверное, был к этому привычен; не обращая внимания на экзерсисы Громова, он тихонько наигрывал что-то на гитаре. Налили принесенного с собой вина, выпили. Потом Громов запел, и это было страшное зрелище. Он весь изгибался, выкручивался, жутко манерничал и гримасничал. Жилы у него на шее вздулись, лицо покраснело, борода торчала вверх, как у Ивана Грозного из фильма Эйзенштейна. Периодически Громов со стуком падал на колени и воздевал руки вверх, что только усиливало сходство. Кирилл, в ответ на это, вскакивал со стула и нависал над ним, так что казалось, будто сейчас они сольются в страстном поцелуе. Мне было до того неловко, что я даже не могла разобрать слов, которые выкрикивал Громов. Я украдкой посмотрела на Машу, та смотрела на них во все глаза, улыбалась и качалась в такт музыке. Ей явно нравилось. Снова выпили, опять запели. Они сыграли весь альбом, и на этом их творческие силы закончились. Выхлебав еще стакан вина, Кирилл потребовал включить телик и выключить свет. Какое-то время мы смотрели телевизор, а Громов флиртовал с Машей, которая хвалила их музыку, его пение и его сценический образ.
— Вы должны выступать. Народ должен вас видеть, а не только слышать! — с энтузиазмом говорила Маша.
— У нас интеллектуальная группа, мы не панки какие-нибудь, чтобы выступать в клубах. Нам подходит работа в студии. — Громов щурил на нее свои зеленые глаза, как кот на сметану.
— Нет, без выступлений вас никто толком не узнает.
— Ну, пока все неплохо. Например, в хит-параде «Собеседника» мы занимаем третье место. Очень прилично для группы, которая вообще не имеет рекламы и ни разу не выступала, Кирилл сидел рядом, слушал и посмеивался. На меня никто не обращал внимания, сказать мне было нечего, поэтому я налегала на вино.
— Маша, Маша, какая же ты потрясная девушка! Просто супер. Кирюха, я тебе завидую, честно. У тебя и жена такая красивая, и Маша есть — тоже красивая и очень умная. — Громов взял ее руку и поцеловал.
Маша смеялась, упоминание Кирилловой жены на нее никак не подействовало.
— Нет, Кирилл, ну скажи, почему ты не любишь Машу?
— Почему я не люблю Машу? — удивился Кирилл. — Я ее очень люблю.
— Кира меня очень любит. С чего ты вдруг взял, что нет? — весело спросила Маша.
— Ну, как же, у него — жена. Вот сейчас вы расстанетесь, и он пойдет домой, к ней.
Кирилл смутился, покраснел. Он не нашелся, что сказать, и потянулся за бутылкой. Громов упивался этим моментом, он любил ставить людей в неловкое положение и наслаждался их растерянностью. Но Маша была совсем нелегкой добычей.
— Ну и что? У нас такие отношения, и они нас обоих устраивают: его — потому что он может потом пойти домой, меня — потому что я ничем не связана и свободна. Зато когда мы вместе, нам хорошо вдвоем. Да, котенок?
