Он посмотрел на меня искоса.
— Вроде того.
Пока я поглощала пельмени, он, сидя напротив, смотрел на меня. Сам не ел.
— А ты и правда голодная.
— Конечно, я же тебе сказала, у меня шаром покати.
— Не могу поверить, что ты приехала ко мне поесть.
— А что в этом такого необычного?
— Не знаю. Девушки обычно так себя не ведут. Ты как голодный птенец — да еще эти волосы твои торчат во все стороны, — он откинул волосы у меня со лба. — Точно, ты похожа на галчонка.
— Галчонок, кажется, не самая красивая птица, — я не знала, радоваться или обижаться такому сравнению.
— Дело не в красоте. Главное — щемящая нота. Есть она в тебе.
Я пожала плечами. Какая такая щемящая нота? Я понятия не имела, о чем он говорит.
После пельменей пили чай с тортом. Взяв щепотку соли из большой деревянной солонки, он посолил свой чай.
— Эй, ты зачем чай солишь?
— Это не соль. Это лимонная кислота. У меня лимона нет, я сыплю лимонку. Вкус тот же самый получается. Но запаха нет лимонного.
— Кислоту в чай?
— Да ты попробуй, лизни. Вкус как у лимона.
Он протянул мне щепотку соли на тыльной стороне ладони, и я лизнула. И правда лимонный вкус.
— Пойдем в комнату.
Мы лежали на диване, моя голова у него на плече. Играла музыка, что-то вдруг напомнившее мне Новый год, программу «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Мне даже показалось, что запахло мандаринами.
— Слушай, что это играет?
— Оркестр под управлением Поля Мориа.
— Вот не ожидала, что наедине с собой ты слушаешь пластинки эстрадных оркестров.
— Да, я люблю иногда, под настроение. Это расслабляет.
Какое-то время мы лежали молча, он играл моими волосами.
— Ты знаешь, я вчера был на похоронах. Одна знакомая певица покончила с собой. Похороны были странные. Кладбище вдруг оказалось в густом березовом лесу, могилы прямо посреди берез, представляешь? И небо было такое голубое, без единого облачка. И под этим голубым небом несли гроб, показавшийся мне вдруг удивительно маленьким. Народу было немного, какие-то девочки хиппейные просветленно плакали. Мы пили водку. Пели птицы.
— Сколько ей было лет?
— Двадцать семь. Страшный возраст, многие его не переживают — Джанис Джоплин, Джим Моррисон, Хедрикс, Саша Башлачев.
— А что случилось? Ну, почему она…
— Кто знает, может быть, от тоски, от безысходности. Кончились силы бороться, что-то доказывать. Но есть версия, что из-за трагической любви.
Он надолго замолчал. Я вдруг поняла, что ничего о нем не знаю.
— Сереж, а ты любил когда-нибудь по-настоящему?
— Да, конечно. У каждого в жизни бывает большая трагическая любовь. Но не все кончают с собой.
— И что случилось?
— Ну, мы мучили друг друга довольно долго. Сходились и опять разбегались. А потом она ушла. Живет сейчас в Сокольниках, вышла замуж, у нее двое детей. Мне легче представить себе, что я лечу на Марс.
— Почему?
— У
Он неожиданно поднялся с дивана, сделал несколько шагов по комнате и остановился напротив меня.
— Я хочу выпить. Отцу хороший коньяк подарили на работе. Будешь коньяк?
Я кивнула, хотя коньяк ненавидела.
— Принеси стаканы с кухни. Они в шкафу, над раковиной.
Я была рада возможности перевести дух. Ревность к неизвестной женщине, о которой он говорил с неподдельным чувством, затопляла меня. Я одновременно хотела и боялась узнать, чем у них там все кончится. Громов поглощал коньяк большими глотками.
— А дальше? — спросила я вслух, хотя на самом деле с замиранием сердца думала: «Когда это недавно? Уже после знакомства со мной или до?»
— Вечером все было прекрасно, пили, вспоминали прошлое. Она мне постелила на диване и ушла спать к себе в спальню. Я пошел в ванную и увидел, что висит мужской халат. А раньше, когда я ходил руки мыть, никакого халата там не было. Понимаешь? — Он посмотрел на меня со значением.
— Ну, и что — халат? Что такого особенного в халате?
— Она специально его там перед сном повесила. И я подумал, что это намек, что она ждет, что я приду к ней ночью, несмотря на все, что она говорила до этого. И вот стою у нее под дверью, как мудак, в этом халате и гадаю: постучать или нет? А вдруг она просто как радушная хозяйка подготовила его, чтобы мне было что утром надеть, а я все не так понял.
— И что?
— Ничего. Всю ночь не спал. Лягу, полежу, потом встаю, иду к ее двери. Постою послушаю, опять пойду лягу. Утром, когда она собиралась на работу, притворился, что сплю. А потом ушел, и все. Она же специально этот халат повесила, знала, что я буду гадать, мучила меня!
— Так надо было войти, и все — что особенного, в конце концов?
— Это ты у нас девушка решительная, Элси.
Я встала и стала кружиться по комнате под музыку. Я чувствовала на себе его взгляд и продолжала танцевать.
— Ты потрясающая девка. А эти твои красные сапоги — это нечто. Откуда ты только берешь все эти шмотки? Молодая, сильная девка в красных сапогах. Иди сюда.
КОНФОРМИСТ
Никита взял меня в оборот. Он был вхож во множество редакций, где публиковали его снимки. Но просто за фотографии ему платили мало, все предпочитали фоторепортажи — картинки с подписями. Статьи Никита писать не умел, и ему пришло в голову, что мы можем работать вместе: он будет снимать, а я писать.
— Вот скоро будет фестиваль «Рок против наркотиков». Кого только не будет — Оззи Осборн, Мотли Крю, Уайтснейк… Давай сходим, соберем материал, потусуемся, — предложил он.
— Нас никто к Осборну за кулисы не пустит.
— Обойдемся. Там же будет настоящий фестиваль. Говорят, партер будет стоячий, пиво будут продавать. Все как на Западе. Поснимаю народ, а ты напишешь про атмосферу, с кем-нибудь поговоришь из публики, там наверняка будет куча знаменитостей. Мне папашка обещал достать билеты на лучшие места, там ты кого-нибудь сможешь поймать и поговорить.
