Принцесса с улыбкой кивнула, и маркиз, обняв Луи за плечи, повлек его к Франсуа де Ларошфуко, стоявшему в нескольких шагах, рядом с сервировочным столиком, на котором стояли вазы с печеньем, засахаренными фруктами и миндальными пирожными.
Принц расцеловался с Фронсаком самым сердечным образом. Это публичное изъявление дружеских чувств смутило Луи, ибо он близко общался с мсье де Ларошфуко лишь один раз, когда тот пришел предупредить о покушении на него, замышляемом маркизом де Фонтраем.
— Мсье Фронсак, искренне рад вновь увидеть вас после всех этих ужасных событий, — тепло сказал Ларошфуко.
Луи вежливо поклонился, не зная, что ответить. Конечно, Ларошфуко спас ему жизнь, однако он не мог забыть, что принц де Марсийяк был очень близок к герцогине де Шеврез и маркизу де Фонтраю — тем двоим, которые несколько раз пытались расправиться с ним.
Одновременно он украдкой присматривался к одежде вельможи, как прежде изучал подруг маркизы де Рамбуйе. Ларошфуко был весь в кружевах: большой кружевной воротник расшитого золотой нитью камзола, кружевные манжеты и даже кружевные отвороты на сапогах. Такие отвороты были в моде, их называли венчиком для сапог.
Маркиз де Рамбуйе, угадав смятение Луи, принялся весело расспрашивать его о причинах приезда в Париж. Маркиз больше не занимал никаких должностей при дворе, но в качестве бывшего посла знал очень многих людей из окружения государственного секретаря по иностранным делам.
— Мне сказали, Луи, что вас принимал мсье де Бриен.
— В самом деле, у нашего министра возникла небольшая проблема, и мсье Ле Телье посоветовал ему обратиться ко мне. Но это совсем не важно и не слишком интересно.
— Постарайтесь на сей раз не забывать о себе, — смеясь, пошутил маркиз. — Мсье де Ларошфуко не сможет каждый раз вытаскивать вас из беды! Надеюсь, это хотя бы не связано с конференцией в Мюнстере?
— Абсолютно не связано, мсье маркиз, — солгал Луи.
Он не мог сказать больше, особенно в присутствии друга герцогини де Шеврез. Впрочем, ему показалось, что Ларошфуко уже не слушает их разговор. Принц выглядел рассеянным, и Луи заметил, что взгляд его обращен к мадам де Лонгвиль.
В этот момент в Голубую комнату вошел маркиз де Пизани. Дружеским жестом приветствовав отца, он направился к матери и ее подругам. Поклонившись им и обменявшись вежливыми фразами, он устремился к Луи как человек, исполнивший долг вежливости.
— Отец, мне столько нужно сказать мсье Фронсаку, что я вынужден похитить его у вас, — сказал он маркизу де Рамбуйе.
Одновременно Пизани холодным кивком приветствовал Ларошфуко, который ответил ему столь же сдержанно.
Пизани обнял Луи за плечи и увлек его к амбразуре одного из тех окон без рамы, которые доходили до самого пола, — их придумала его мать.
— «Азар» закрыт, Луи. Ты к этому как-то причастен?
— Возможно, Леон…
Фронсак поколебался, но затем решил сказать правду:
— Я должен быть откровенен с тобой, друг мой. Гастон хочет допросить мадемуазель де Шемро и ее брата, но они ударились в бега.
— Что же там происходит?
— Мне хотелось бы это знать, Леон. Пока я в полном тумане, как и Гастон. Похоже, Прекрасной Блуднице пришелся не по нраву наш последний визит в ее заведение, и она попыталась прикончить нас.
— Даже так? — Пизани помрачнел. — Будь осторожен, Луи. Ее брат опасный дуэлянт. Значит, ты ведешь расследование против них? Полагаю, больше ты рассказать не сможешь?
— Пока нет, но, по правде говоря, я не сумел бы это сделать, даже если бы и хотел, поскольку мне самому еще ничего не ясно.
— Энгиен возвращается в Париж недели через две, не позже. Хочешь, я поговорю с ним? Ты всегда можешь рассчитывать на его дружбу.
— Нет, сейчас это бесполезно. Благодарю тебя.
В это время Венсан Вуатюр под аккомпанемент двух лютнисток ворковал свои стихи, наслаждаясь благосклонным вниманием герцогини де Лонгвиль.
Когда он закончил, получив заслуженную хвалу, которую ценил превыше всего, мадам де Рамбуйе спросила у своей племянницы:
— Вы успели сходить в театр после приезда в Париж, Жюли?
— Признаюсь, тетушка, у нас пока не было времени.
— Анжелика и Изабелла побывали на представлении Гийо-Горжю. Они пересказали мне эту пьесу, и я чуть не умерла от смеха. Прошу вас, Изабелла, повеселите и мою дорогую Жюли!
Венсан Вуатюр, понимая, что перестал быть центром внимания дам, поклонился им и, рассыпавшись в изъявлениях вежливости, присоединился к Пизани и Луи.
— Вы знаете Гийо-Горжю, мадам Фронсак? — с живостью осведомилась кузина Энгиена.
— Нет, мадам, и это приводит меня в смущение. Но, как вам известно, мы живем не в Париже.
— Его настоящее имя Бертран Ардюэн де Сен-Жак. Говорят, он учился на богословском факультете, впрочем, он и происходит из семьи врачей, однако, не чувствуя призвания к медицине, увлекся комедией и будто бы бросил все, чтобы объехать Францию с труппой скоморохов. Десять лет назад он поступил в Бургундский отель, когда оттуда ушел Готье Таргий со своей труппой. Гийо-Горжю благодаря своему остроумию и таланту завоевал прочную репутацию, но также вызвал зависть соперников. К несчастью, я была слишком мала в то время и не видела его представлений, на которые сбегался весь Париж.
— Мне помнится, я видела несколько его фарсов в Бургундском отеле, — улыбнулась принцесса де Конде. — Это было крайне вульгарно, порой непристойно, но так забавно! Зрители выходили из театра в полном восторге!
— Не терплю вульгарности, — безапелляционно заявила Жюли д'Анжен. — И не испытываю ни малейшего желания смотреть на этого господина.
— Сходите на его представление, и ваше мнение изменится! — иронически возразила ей Изабелла. — Но я рассказала еще не все, что мне известно о Гийо-Горжю. Говорят, сотоварищи по труппе Бургундского отеля так завидовали его успеху, что сделали все, лишь бы он ушел из театра. Им это удалось, так что наш молодец с досады покинул труппу и уехал в Мелен. Знаете, чем он там занялся? Стал практикующим врачом!
Он оставался в Мелене несколько лет, однако страсть к театру возобладала, и он вернулся в Париж. Талант его не угас, напротив, и Гийо-Горжю вновь поступил в труппу Бургундского отеля. За время изгнания он написал несколько ужасно смешных комедий. Во всех на сцену выводятся бастарды Гиппократа,[55] самовлюбленные и невежественные, сам же он всегда исполняет главную роль. Он так забавен, что стоит ему выйти на сцену, как зал сотрясается от хохота.
Он появляется в длинном плаще и широких штанах, на поясе болтается деревянная шпага, на голове мягкая шляпа с широкими полями, спереди и сзади загнутыми, по бокам нахлобученными на уши. Физиономию он делает себе отвратительную — с усами, как у разгневанного кота, и острыми хохолками седых волос на подбородке. Нос у него очень длинный, кожа почти черная, к тому же он надевает маску, которая еще больше подчеркивает его уродство. Едва выйдя на сцену и став лицом к публике, он начинает с величайшей серьезностью перечислять великое множество хирургических инструментов, изображает смешного доктора. Его фарс так и называется — «Смешной доктор». До начала представления он расхаживает перед театром со своими актерами и привлекает невероятную толпу зрителей.
Один из лучших его фигляров носит имя Гренгале, этот тощий и немощный горемыка знает столько скверных слов, что весь зал взрывается смехом.
— Франсуаза, — с намеком произнесла маркиза де Рамбуйе, — королева любит театр. Быть может, вам стоило бы предложить, чтобы Гийо-Горжю как-нибудь выступил перед ней в Пале-Рояле?
