случаях при Елене, – то ли не было такого устройства на борту, то ли окончательно перестали ее держать за постороннюю. Елена разозлилась. Даже то, что только что произошло, он использует в своих целях. Никакой передышки, никакого намека на взвешенность решений! Она слушала эти ужасные распоряжения, которые он отдавал. Она знала: все приказы лягут на давно отработанные схемы, но никак не могла отделаться от чувства, будто все это похоже на месть. И впервые видела, как ярость пожирает его, как он перестал контролировать эту ярость, видела: никто, кроме нее, не понимает этого, – они слишком привыкли ему доверять. Это же все из-за меня, в ужасе подумала Елена. Это он за меня испугался так, что перестал думать. Он хочет отомстить. Нет. Я должна остановить это. Тем более должна. И моджахеды... Месть. Ну конечно. Господи, как же я сразу-то не догадалась!
– В Кельне будем работать?
– Обязательно. Я хочу...
– Они поймали тебя в ловушку, – громко сказала Елена и проглотила комок в горле. – Они тебя подловили, Дракончик. Это зверье...
Он замер на мгновение, спина у него окаменела. И развернулся к ней в кресле так, что ее обдало воздушным потоком от этого разворота. Повисла такая тишина, что ушам стало больно. И тогда Елена заговорила – быстро, не давая им всем, – сильным, всемогущим, вооруженным – и таким беспомощным – мужчинам опомниться:
– Они ждут, что ты ударишь их растопыренными пальцами. Они хотят, чтобы ты заметался, чтобы ошибся, чтобы... Они планируют, они затевают что-то страшное, не знаю, где и когда, они хотят тебя отвлечь, потому что знают, где у нас слабое место, и нашли его у тебя тоже, а ведь его не было раньше, понимаешь?! Они что-то затеяли дикое, немыслимое, они хотят, чтобы ты ударил первым, и их ответ будет просто местью, они подставят тебя! Ты не можешь не ответить на это. Они это знают. И если ты сейчас... А потом... тысячи людей умрут! И вся эта европейская сволочь смешает тебя с дерьмом. Все эти социалисты, пацифисты, трусы и предатели. Скажут: ты во всем виноват. Не нужно сейчас. Нужно выждать. Узнать. Успеть. Я в порядке, на мне даже царапины нет. Не смей сейчас. Не смей!
Они смотрели на нее – Богушек, король, генералы. И Майзель смотрел на нее, – впервые он так на нее смотрел:
– Какая же ты, мой ангел, – Майзель протянул руку и провел пальцами по ее мокрой от слез щеке. И, как всегда от его прикосновений, проснулась под сердцем у Елены бабочка. – Жизнь моя, какая ты молодец.
И снова развернулся к экрану, спросил, обращаясь к кому-то из военных:
– Мы что-нибудь знаем об этом?
– Намеки, пан Данек. Вы же знаете. Пока отработают переводчики, пока слепим в картинку... Конечно, они что-то затевают. Они всегда что-то затевают.
– Это не ответ, – рявкнул Вацлав. – Вы предупреждены о неполном служебном соответствии. Если у вас мало людей, чтобы эффективно работать с информационными потоками, какого черта не докладывали?!
– Так точно. Виноват, ваше величество.
– Предоставляю возможность исправиться. Сколько еще тау-спутников у нас готовы к запуску?
– Шестнадцать, ваше величество.
– На стапелях?
– Около сорока. Степень готовности от семидесяти до... – генерал посмотрел в сторону, видимо, на экран своего ноутбука, – до девяносто двух процентов. В течение трех дней будут готовы еще девять, к шестнадцати, о которых выше докладывал.
– У вас сутки на это.
– Есть сутки.
– Погода в Скайбэе?
– Благоприятная, ваше величество. Транспорт с грузом носителей должен через несколько часов войти в Страндхук.
– Свяжитесь с Квамбингой. Немедленно разгружать и готовить к старту. Спутники по готовности – в Намболу. Эти шестнадцать – прямо сейчас. Генштабу – готовность один, режим работы – круглосуточный по полному штатному расписанию. Десантным подразделениям, ВВС, ракетчикам и космосу – готовность один. Ты, – король показал пальцем на Майзеля, – как приземлишься, сразу ко мне. С Еленой вместе.
– Елена тебе зачем? – удивился Майзель.
– А мне так спокойнее. Пускай вместе с Мариной за детьми присматривает, будет меньше поводов шляться где ни попадя.
– Ваше величество, я...
– Молчать! Ты – такая же подданная, как и все остальные, – взревел Вацлав, похоже, по-настоящему рассердившись. – А я – твой король! Я приказываю тебе прибыть во дворец и поступить в распоряжение ее величества впредь до особых указаний. С вами всё!
– Не всё, – Елена выпрямилась, слезы высохли, словно их и не было никогда, а ставшие черными от гнева глаза засверкали. – Я не собираюсь исполнять идиотских приказов. Я не солдат, не лакей и не фрейлина, чтобы держаться за юбку королевы. И если у меня слезы близко, это не значит, что я сопливая институтка. Вам понятно, Ваше Величество?!
– Вот это да, – прищелкнул языком Вацлав. – Ну, ты и распустил ее, Дракон.
– Она такая, величество, – сияя, кивнул Майзель. – Что выросло, то выросло. И не была бы со мной, а я – с ней, будь она другой...
– Запомните. Вы. Оба, – отчеканила Елена. – Я была, есть и буду с тем, с кем хочу, когда хочу и сколько хочу. Я не ваша. Я не твоя. Я ничья. Я сама. Своя собственная. Понятно вам?!
Богушек, генералы и спецназовцы слушали это, разинув рты и буквально остолбенев. Дракон и король слушали тоже. Господи ты Боже мой, подумал Гонта, да кто же эта женщина?!
– Княгинюшка, – ласково сказал Вацлав, и Елена вздрогнула, потому как и не предполагала, что король умеет разговаривать таким голосом. И никто в жизни никогда еще ее так не называл. – Да брось ты, Христа ради. Мы же любя. Ты нас до смерти напугала. Приезжай, пожалуйста. Ты нужна сейчас королеве. А королева – тебе. Твой король просит тебя, дорогуша. Приедешь?
– Приеду, Ваше Величество, – смущенно сказала Елена. – Когда вы просите, я не могу вам отказать.
– Ну, славно, – прянично улыбнулся король и, подмигнув Майзелю, рявкнул: – Отбой!!! Объявляю экстренный сбор комитета начальников штабов.
Экран погас, и Майзель улыбнулся:
– О! Ты это видела?! А ты – креатура... Как бы не так! – и он двинул кулаком воздух.
И столько настоящей, чистой радости было в этом совершенно мальчишеском жесте, что Елена не выдержала и засмеялась. Снова сквозь слезы.
ПРАГА. ФЕВРАЛЬ
Потом они – как всегда, на сумасшедшей скорости, оглашая окрестности ревунами сирен и освещая округу сполохами проблесковых маячков и ксеноновых стробоскопов – неслись колонной во дворец, где Елена осталась с Мариной, а Майзель ринулся в Генштаб, где ждал его король. Во дворце было, как обычно, довольно безлюдно. В парке, где Марина гуляла с младшими детьми, кажется, даже не усилили охрану. Здесь, в Праге, впрочем, абсолютно некого было бояться. Ни один, как выражался Майзель, «чурка» или «чучмек» не мог переступить границ «христианнейшего королевства Европы». Когда-то Елену это приводило в бешенство. Но с некоторых пор, – после трагедий в Косово и Алжире, после 11 сентября, когда начиненный «семтексом» крытый пикап взорвался в подвальном гараже Нью-йоркской Фондовой биржи, похоронив под обломками исторического здания почти тысячу человек, после всего, что увидела она в Чечне и Ливане, и что вылилось из нее в книгу о современном исламе и его адептах, – она поняла, от какой напасти спас страну король, раз и навсегда выставив это зверьё за дверь и не оставив ни одной щелочки, в которую они могли бы просочиться.
Королева встретила ее так, словно они расстались вчера. И продолжила какую-то из множества их бесед, – несмотря на разницу во взглядах и положении, обе они ощущали глубокую симпатию друг к другу. И девочки обрадовались ей. И Елену чуть отпустило.
Они поужинали все вместе и уложили девочек спать. Марина всегда старалась сама заниматься с
