Глава 4
На следующий день Шарлотта сделала несколько звонков в Подерозо-Пайнс. Связалась с полицией, редакцией местной газеты, членом медицинской комиссии Сан-Бернардино и здешним юристом, которого немного знала. На следующий день она сообщила о результатах проделанной работы членам группы, поймав Полли, когда та везла детей в школу.
— Дело находится под юрисдикцией Лос-Анджелеса, — сообщила Шарлотта, наплевав на приветствие и вступительную часть. Она пренебрегала любезностями, так же как и гласными в личных записях, стараясь подобным образом свести к минимуму ежедневные проблемы и заботы, связанные с писаниной и общением.
— Возможно, теперь имеет смысл поговорить с Гарольдом, — начала было Полли, но Шарлотта уже повесила трубку. Прощаться она тоже не считала нужным.
Кроверы жили на вершине Голливудских холмов в тупике, сформированном многочисленными пересекающимися улицами. Местность поросла кустарником и вечнозелеными карликовыми дубами, чьи листья, как ни странно, большую часть года имели желтоватый оттенок, резко контрастируя с тропическими растениями городских улиц.
Ничто здесь не походило на Сиэтл, родину Полли, но тем не менее напоминало влажные леса на полуострове Олимпик, где поваленные деревья гнили на сырой земле, образуя причудливые сплетения, по всей длине которых вились корни, давая жизнь молодым деревьям. Деревца становились все больше и больше, появлялись новые ветви, а на них — тонкие прутики, и своими ломкими побегами, покрытыми зелеными листьями, тянулись к солнцу. Подобным образом разрастались и голливудские улицы, словно огромные трещины уходящие в стороны от центральной городской площади, в свою очередь выпуская новые отростки, узкие и извилистые, так что с высоты птичьего полета местность походила на изрезанную каньонами пустыню.
Полли приходилось преодолевать несколько уровней на пути от школ, где учились ее дети, к дому. Школа Андреа находилась в жилой зоне, застроенной прекрасными просторными домами, а Джереми учился в коммерческом районе ближе к центру города. Она взбиралась все выше и выше на открытую площадку, оставляя позади столетние дубы и платаны. Чувствуя на лице лучи теплого утреннего солнца, Полли вспомнила, как сильно Джинджер любила солнце, теплой свет. Именно Джинджер сотворила настоящий ритуал из раздвигания занавесок и штор, когда начала ходить на занятия по понедельникам.
Дома никого не было, поэтому Полли могла спокойно погрузиться в свои чувства, занимаясь обычными домашними делами. Она убрала мусорные баки с улицы, просмотрела старую почту и раздвинула шторы в гостиной, позволив солнечным лучам проникнуть в комнату. Спустившись на несколько ступеней, Полли очутилась в кухне, а потом заглянула в детские комнаты. Дом как бы стекал вниз по склону холма, что так очаровало девушку, когда она впервые увидела его, однако позже обернулось весьма серьезным недостатком, поскольку пришлось осваивать довольно сложную систему лестничных пролетов. Дом был скорее вертикальный, чем горизонтальный, задний двор практически отсутствовал, правда, имелись многочисленные террасы на каждом уровне, а в самом низу виднелась узенькая полоска сада. Многие жилища на холмах походили на это. Они, казалось, приклеивались к склонам и держались на специальных сваях.
В Лос-Анджелесе сделки с недвижимостью считались самыми изощренными в стране. Отнюдь не из-за недостатка пригодной для строительства земли среди ущелий каньонов. Местные риелторы с большим энтузиазмом продавали землю на практически отвесных склонах, что скорее напоминали продажу воздушного пространства. Правда, ночь оправдывала их обман. Почти из каждой своей комнаты Полли видела огни сбегающих по склонам домов, растворяющиеся в сиянии большого города, вдали от особого мира каньона.
К полудню Полли перебралась за рабочий стол, перевела две тысячи пятьсот акций основного капитала и сделала на этом пятнадцать тысяч долларов.
«Посмотри, мам! — весело крикнула она. — Я заработала пятнадцать тысяч долларов».
«Не в деньгах счастье, — проворчала мама. — Тем более не в таких крохах».
Но это был неплохой доход для домашней работы, поэтому ничто не могло испортить хорошего настроения Полли.
В компьютере она разбиралась довольно плохо. Зачастую использовала его как обыкновенную кассовую машину для своих инвестиций. Он давал ей доступ к текущей информации на всех финансовых рынках и возможность играть на бирже, быстро выполняя все дистанционные команды. Компьютер стал своеобразным связующим звеном между ней и биржевыми маклерами. Никто даже не догадывался, что огромное количество команд, которые они выполняют, исходят от вдовы в фиолетовом трикотажном костюме, сидящей перед экраном монитора на кушетке.
На самом деле у Полли не было ни соответствующего образования, ни унаследованного интереса к финансам. Она бросила исторический факультет на последнем курсе ради юридического колледжа, но так и не сдала экзамен на адвоката, поскольку закон не имел никакого отношения к справедливости и зачастую непростительно ошибался, а правосудие бывало предвзятым.
Для нее же главным являлась справедливость. Муж называл ее Благородным Крестоносцем и восхищался многочисленными заметками и целыми трактатами, посвященными проблемам потребителей и практике деловых отношений. Он наслаждался ее битвами с банками, магазинами, кредитными организациями и телефонными компаниями — все эти маленькие крестовые походы призваны были навести хоть какой-то порядок в мире, где правят рыночные отношения.
— Ты не сможешь исправить все недостатки, — нежно говорил он. — Но совершенно точно сумеешь выяснить, почему так происходит.
Фактически так случается не всегда. Муж Полли, который в воскресенье, в день своей смерти, помахал ей, стоя в дверях кухни, так и остался в ее памяти застывшим в дверном проеме, хотя со временем черты лица почти стерлись. Это трудно назвать расставанием. Он ушел туда, куда не должен был уйти. Полли частенько сравнивала его уход с вознесением на небеса Девы Марии.
Едва ли Дэн попал к воротам рая, сопровождаемый ангелами; скорее всего его так и не заметили. В полдень он уехал на своем велосипеде, заскочил в офис, потом зашел в бар выпить сока, покатался у Голливудской горы и уже направлялся домой, когда его сбил уличный гонщик, протащив почти шесть метров. Самого же гонщика подрезал мужчина, который управлял машиной и одновременно разговаривал по телефону. Подросток скрылся с места преступления, Дэн погиб, и ситуация вряд ли бы изменилась, но в дело вмешалось телевидение и полиция начала отлавливать уличных гонщиков.
В восемь вечера того злополучного дня Полли оставила детей с соседкой и пошла разыскивать мужа — проверила его обычный маршрут, проходивший от дома к офису, а от офиса к бару, и поднялась на гору. Потом зашла в больницу, в полицейское управление и, наконец, в морг. Там-то он и ждал ее, опознанный, — его бумажник и ключи нашли в борсетке. Студентка юридического факультета, в тот момент она смогла лишь сказать:
— Это преступно.
Возможно, так оно и есть. Только Дэна больше не было. Он оставил ее одну в тридцать лет с двумя маленькими детьми, с большими планами, которые пришлось менять, и пустотой в душе.
Подобная потеря была для нее не в новинку. Ее родители покинули этот мир задолго до смерти мужа. Отец, красивый, стремительный, спортивный, любивший природу, так и умер в движении. Его покусали клещи в самом начале экспедиции, но он не обратил на это внимания. К концу путешествия крохотные укусы превратились в инфицированные раны, и в конце концов началось отмирание тканей, так что вылечить его стало невозможно. У ее матери, умной, рациональной и чуточку упрямой, обнаружили болезнь Альцгеймера, когда ей не было и шестидесяти. Они заметили первые признаки заболевания, когда отыскали ее в любимом саду среди цветочных стеблей и тонких полосок ткани: мама рыдала, не в силах понять, почему порезала свою юбку садовыми ножницами. Под конец болезнь сказалась не только на ее мозге, но и на речи, а потом мама и вовсе замолчала. Только изредка произносила короткие, ничего не значащие фразы: «Вы никогда не
