А может, это дед сорвался в очередную самоволку из райских кущ и на угнанной машине лично удостоверяется, как идет продвижение обожаемого внука к мировой славе?
Прости, дед: внук, вместо того чтобы создавать шедевры, шляется по ночным ресторанам…
5
Поднявшись на второй этаж в общий зал, Ирвин растерянно огляделся по сторонам. Все столики заняты, никому до него нет дела. Шум голосов, аппетитнейшие ароматы, звон бокалов…
Пока Ирвин пытался сфокусировать зрение на ближайших объектах и понять, как ему поступить, рядом появился элегантный господин в смокинге и осведомился об имени вошедшего.
— Ирвин… Ирвин Стоктон, — выдохнул ресторанный неофит.
Господин профессионально осклабился.
— Вас ждут… — И добавил вопреки этикету: — Честно говоря, сэр, я бы хотел оказаться на вашем месте.
Ирвин осторожно улыбнулся и, молча кивнув, двинулся вслед за смокингом, прокладывавшим путь с уверенностью ледокола.
Внутреннее убранство и вальяжные разодетые посетители достойно свидетельствовали о высоте цен в этом заведении и об особой изысканности меню. Но Ирвин не успел прикинуть, хватит ли ему всех капиталов, которые удалось наскрести на скорую руку — аванс и остатки дедовых накоплений…
Метрдотель отодвинул красивую бархатную штору и любезным жестом пригласил Ирвина в отдельный кабинет.
Мерцающий приглушенный свет окутывал Сандру, которая сидела за единственным столиком, одинокая, склоненная над свечой в розовом бокале, задумавшаяся о чем-то недоступном — и сама бесконечно далекая и недоступная, как мечта…
Увидев Сандру, Ирвин мгновенно забыл и про голубой «субару», и про слежку, и про деда, и даже про угрожающе неподъемный счет. Он неуверенно подошел к столику.
Очнувшись от таинственных грез, Сандра грациозным движением поправила локон у виска. Пламя свечи в глубине бокала дрогнуло, отразилось в ее бездонных глазах, мелькнуло легким бликом на ухоженной нежной коже безупречной шеи, украшенной бриллиантовым колье, озарило мерцающим светом кружева белого платья.
— Прости… — неуклюже пробормотал Ирвин и осторожно присел на свободный стул, не отрывая глаз от Сандры. — Я задержался…
Сандра Бьюфорт в этом уединенном уголке выглядела еще более потрясающе, чем во время фотосессии. Обратила к вошедшему грустное лицо.
— Я уже думала, что ты не придешь… что ты рассердился на мое приглашение.
— Нет, но это было так неожиданно.
Сандра протянула руку — на запястье мелькнул тонкий золотой браслет.
— Ничего, ведь ты пришел. — Пальцы с безупречным маникюром коснулись неловкой ладони робкого кавалера. — Это главное.
— Я рад, что ты не сердишься.
— Ну что, — неожиданно оживилась Сандра, — давай выпьем за нашу встречу?
К счастью, шампанское было открыто. Ирвин разлил напиток по фужерам мастерски, не пролив ни капли. Чокнулись, улыбнулись друг другу, молча выпили.
— Я не стала роскошествовать, — объясняла Сандра, грациозным жестом обводя блюда, неизвестные Ирвину ни по названию, ни по вкусу. — Все очень просто и очень полезно.
— Наверное, — сказал Ирвин. — Судя по твоей фигуре, ты разбираешься в этом, как это называется… калорийном балансе.
— Еще бы! — Сандра лукаво прозвенела серебряной вилкой по хрусталю. — Для начала — вот этот салат.
— С удовольствием.
Проголодавшийся Ирвин послушно пробовал все, чем угощали, ел, не различая ингредиентов, блаженно улыбался и соглашался, не разбирая слов, — хмель понемногу овладел сознанием. Но не только шампанское опьянило и затуманило глаза, сердце, душу. Та, что сидела напротив, сама была как бокал шампанского. Самого искристого и вкуснейшего сорта. И он готов был всю жизнь сидеть здесь, в этой тишине и полутьме, потягивать очередной бокал, слушать слова, жемчугом слетавшие с волшебных губ, смотреть на отблеск света в этих глубоких темных глазах, не зная, зачем все это, как это называется, — но, наверное, это-то и называется счастьем…
Сандра задумчиво, медленно проводила тонкими пальцами над пламенем свечи, и Ирвин завороженно следил за таинственными движениями, слушая странные слова:
— Ирвин… я рада, что ты так мужественно пережил неудачу. Ах, если бы ты знал, насколько ты счастливее меня! Судьба королевы красоты несравнима с судьбой фотохудожника. Кто я? Мотылек, который скоро сгорит на пламени вот этой свечи. У художника всегда остается надежда, что рано или поздно он создаст шедевр, а королева красоты обречена на забвение. Через год приходит новая Мисс, которая, быть может, и уступает по многим параметрам прежней, но зато у нее главное преимущество — свежесть. Королева красоты — товар одноразового пользования. Художник может чередовать провалы с удачами, художник может вновь заявить о себе, если даже его прочно забыли. Королева красоты лишена права на повторный успех. Она даже не может снова участвовать в конкурсе, который проиграла. Потому я так завидую твоей доле, потому я так счастлива, что ты, именно ты, можешь навеки запечатлеть красоту мотылька.
Она смахнула нечаянную слезу.
— Да, это, кажется, единственное, что я могу, — проговорил Ирвин, потрясенный признанием. — Единственное, что я могу для тебя сделать. И я постараюсь, очень постараюсь.
Сандра подняла на него взгляд — темный и томный.
— Надеюсь! — Сандра убрала руку от свечи. — Очень надеюсь.
— А можно вопрос? — Ирвин охмелел и осмелел. — Правда не совсем корректный…
— Ну что ж, раз мы об этом заговорили — спрашивай.
— Неужели ни один из твоих мужей не смог оценить…
— Ах, мои мужья?.. — Сандра поняла вопрос с полуслова. — Не Лайза ли тебя просветила насчет моей семейной ситуации? Хотя не помню, чтобы я просила ее об этом рассказывать кому попало.
— Это я виноват.
Ирвин покраснел, изо всех сил надеясь, что в полутьме это не будет заметно.
— О, как мы защищаем нашу безотказную ассистентку, — горько усмехнулась Сандра — и снова протянула пальцы к огню свечи, словно пытаясь ее неверным пламенем согреть похолодевшие руки, как греют замерзшую душу.
Ирвин опять оробел. Неуверенно произнес:
— Знаешь, насколько я успел понять, Лайза всем старается сделать лучше — правда это не всегда у нее получается.
— Впрочем, мне все равно, что тебе рассказала угодливая и разговорчивая ассистентка. Обо мне говорят все и всё. Все, кто хочет, всё, что угодно, — кроме правды. Ибо ее знаю только я. А я ее никому открывать не собираюсь.
Она осеклась на полуслове и снова взглянула в растерянное лицо Ирвина, прямо в глаза — решительность боролась с нежностью.
— Никому, кроме тебя, Ирвин. Тебе я скажу все как есть. До встречи с тобой я не представляла себе другой возможности сохранить жизнь мотыльку. Да, мне пришлось вести тяжелую борьбу — если не за любовь, то за элементарное существование. Вот-вот то, что люди называют моей красотой… и что мне еще не довелось увидеть, — эти слова Сандра произнесла с особым значением, — эта так называемая красота увянет — и что же останется мне? Вот я и пыталась хоть таким образом превратить ее в капитал. Ведь
