Женщина и девочка испугались Лэя. Как сидели у костра, так и остались сидеть, уставившись на купца. Девочка была очень хороша, походила на отца, когда он был сильный и гордый. Лэй причмокнул губами, взял девочку за руку, поднял и потащил из шалаша.
— Куда? — закричала мать.
— Но, но… Джянси мне должен, как ты смеешь?!
Мать уцепилась за девочку. Лэй опрокинул се ударом ноги, девочку бросил в оморочку, оттолкнулся, показал ей нож. Девочка притихла. Нанайцы хорошо платили за женщин, да и в Маньчжурии ее можно было выгодно продать.
Привезя девочку к себе, Лэй сказал Ло Юню:
— Вот хоть что-нибудь от этого дурака Джянси.
Люнголи и ее мать он уже перепродал на Анюй.
Но все эти беспокойства, волнения и злоба были ничто по сравнению с беспокойством и злобой оттого, что на реке, в его владениях, появился Попов.
Лэй думал, что Попов заедет к нему договориться, но Попов не заехал, а прошел вверх по одной из проток.
Добыв дочку Джянси, Лэй сейчас же стал собираться с Ло Юнем по следам Попова.
Вдвоем на двух оморочках, вооруженные винчестерами и большими ножами, они торопливо поднимались по протокам. Охотники, имевшие товары Попова, старались не попасться им на глаза.
Лэй нагнал Попова у шалаша старика Зэлодо. Горел костер. Сын Зэлодо и его жена стояли на коленях около штуки красной материи и рассматривали ее. Вдруг они увидели Лэя.
Лэй шел, широко улыбаясь:
— А, братка, русский купеза… А моя думай, кто это ходи еси?
Он протянул Попову руку. Леонтию, как старому знакомому, подмигнул и присел к костру. Курил, разговаривал, посмеивался. Зэлодо оцепенел. Сын его сидел возле товара, но уже не видел товара, а только глаза Лэя, устремленные на него.
Лэй сказал добродушно:
— Забыли старого хозяина, а я им тут возил, возил… Но плохо охотятся, братка Попов, совсем плохо, ничего не приносят, моя с ними пропадай еси, тот года ничего, этот года ничего… Шибко много моя убытка еси.
— С дороги, наверное, устал, — сказал Попов, — кушай и пей.
— Мало-мало кушай, — вздохнул Лэй и стал жевать мясо.
Но он не дожевал его, выплюнул, он не мог больше притворяться, он отвел руку с кружкой водки, которую подносил ему Попов, и спросил:
— Чего хочу твоя делай здеси?
Зэлодо, его сын и невестка поднялись и попятились к шалашу.
— Моя здеси хозяина, джангуйда! Зачем твоя ходи сюда?
— Вот что, — усмехнулся Алексей Иванович. — Ты больше не хозяин здесь. Понял?
— Руку ты отрубил да-цзу Бянке? — спросил Леонтий.
Они стояли друг против друга, оба высокие, опираясь на свои ружья.
— Кто тебе говори? Такой закон еси. Суд был, твоя понимай?
— На какой земле живешь? На какой земле руку рубил? — вдруг крикнул Леонтий. — Кто судил? Говори! Почему отбирал все? Говори! Теперь я буду судить тебя!
— Твоя кто? — спросил Лэй.
— Моя русский… Леонтий Корж!
— Русский? — прошипел Лэй. — Су Пу-тин тоже русский. Кто его мамка? Русская Таиса, Какой язык его говори? Русский! Су Пу-тин кто его бога еси? Русский его бога еси. Твоя пропадай. Твоя хунху-цзы! Моя здеси хозяин!
Он приподнял винчестер… Страшный удар винтовки Коржа обрушился на него, и он рухнул к ногам Попова. Ло Юнь отскочил и согнулся… Хотел стрелять, но было уже поздно; винтовка Коржа смотрела на него в упор.
— Забирай его, — приказал Леонтий, — и чтобы вашей ноги никогда в тайге не было… Со мной будете разговаривать, если увижу кого!
Ло Юнь помог Лэю приподняться.
Лэй, прихрамывая, шел к оморочке; вот он сел, обмыл в реке голову, взялся за весло…
19
Су Пу-тин сказал жене, Таисе:
— Оденься получше, поедем вместе со мной к Занадворову.
Тайса надела платье из золотистого шелкового полотна и соболью жакетку. Коня запрягли в американку.
— У Занадворовых сегодня кто-нибудь именинник? Разве сегодня Елизаветы?
— У нас нехорошие дела, — объяснил муж. И тут Таиса вспомнила, что вчера вечером, когда она легла спать, а Су Пу-тин остался сидеть в спальне за угловым столиком, переворачивая листы своих книжек и передвигая фишки счетов, в дверь постучали, раздался голос одного из компаньонов. Су Пу-тин вышел и вернулся только под утро.
В американке на сиденье лежал сверток.
— Подарок Занадворовой… Отдашь сама.
Экипаж покатился. Су Пу-тин важно правил. Из окон и калиток на проезжающих глазели:
— Куда-то Су Пу-тин с женкой собрался!
Су Пу-тин не оборачивался, знакомым кланялся. Важно повернул в открытые ворота занадворовского дома.
Занадворов был сегодня не в духе.
Он поставлял мясо Морскому ведомству для судов Сибирской флотилии. Мясо — корейский скот — скупал для него Су Пу-тин на ярмарке в корейском городке Бюнлян-дзип-чень. Доходы были хорошие. Но Су Пу-тин намекнул, что доходы могут быть значительнее: можно за бесценок получать коров и быков, зараженных чумой, — только нужно ночью перегонять скот через границу, да чтобы ветеринары не мешали.
Уже трижды Занадворов проделал подобную операцию. Получил большие барыши, говорил Су Пу- тину: «Молодец, голова у тебя работает!» Но вдруг среди местного скота тоже появилась чума, и неспокойные умы, кажется, догадались об источнике заражения.
Доход от продажи чумных быков был настолько велик, что Занадворов теперь и думать не хотел о том, чтобы доставлять Морскому ведомству здоровый скот. Черт бы побрал всех этих догадливых умников.
— А, Су Пу-тин! Приехал с женой… Вот Таису твою всегда хвалю. Не был бы женат — разбил бы твое семейное счастье.
Щелкнул шпорами и подал руку Таисе.
— Ну, иди, милая, к Елизавете — дорогу, чай, знаешь…
— У меня, ваше высокоблагородие Иван Иванович, большая жалоба.
— Пройдем, пройдем в кабинет, там будешь жаловаться.
Во дворе у камня два солдата, занадворовские денщики, щипали гусей. Служащий канцелярии с папкой под мышкой заглянул в калитку. Занадворов крикнул из окна:
— Потом, потом, братец, — ведь не горит?
В кабинете Занадворов уселся в кресло и набил трубку.
— Большие безобразия делаются, ваше высокоблагородие Иван Иванович: Попов снарядил баты, нагрузил товарами и отправился в тайгу. Всем тазам запрещает платить мне долги и вести со мной дела.
