У него создалось впечатление, что ни союзники, ни китайцы шагу не могут ступить без русских.
Мир был подписан.
Джон превратил награбленное в деньги и занялся новым делом.
Он приглашал жителей Срединной империи в Америку на выгодные работы и на выгодные должности. Его агенты рассказывали замечательные вещи про жизнь в заокеанской республике. Соблазненные простолюдины и образованные вступали на палубу американского брига.
Корабль выходил в море, и, когда берега Китая одевались дымкой, Джон вызывал к себе в каюту эмигрантов, записывал в книжку их имена, а матросы тем временем надевали на них кандалы. Джон отвозил свой товар на плантации Ост-Индии, в Перу, Калифорнию, на Кубу.
Он разбогател. Только много лет спустя выяснились все обстоятельства, содействовавшие его благополучию.
Своему сыну Альберту Винтер выделил небольшой капитал с таким расчетом, чтобы молодой человек не был беспомощен, делая свои первые шаги, но вместе с тем чтобы знал: капиталы отца принадлежат отцу, Альберт должен приобрести свои собственные.
К этому времени Китай уже понимал силу европейцев и уступал им свои права шаг за шагом. Англичане и французы отлично устроились в стране, и все более распространялись слухи о богатствах малонаселенной Маньчжурии.
На полученные деньги Альберт купил шхуну, пересек на ней океан и бросил якорь в бухте Мэя — так на английских и американских картах обозначали Владивосток. Он думал, что Владивосток будет для него кратковременным этапом на пути в Маньчжурию, но остался в Приморье надолго.
Он начал торговать. Однако успех его создала не торговля обычными рыночными товарами. Он скупал меха, золото, панты. Друг его, филадельфиец Лоусон, успевший проникнуть в Маньчжурию, преуспевал гораздо меньше.
Неприятности для Винтера начались тогда, когда в крае появился Попов. Этот русский купец внес замешательство в ряды иностранных и русских коммерсантов. Он торговал настоящими товарами, а не дрянью, купленной на аукционах Америки и Китая.
Пока Попов хозяйничал во владениях Лэя и Су Пу-тина, это было, в конце концов, терпимо, потому что касалось китайцев Лэя и Су Пу-тина. Но в последнее время Попов вторгся во владения самого Винтера, на побережье Японского моря, — правда, осторожно, всего в долину одной речонки… Но завтра он двинется в следующую… Хищник, пират!
Пиратство Попова заключалось еще в том, что он платил за соболей непомерно много: в зависимости от действительной рыночной цены! На такую противоестественную комбинацию американец не мог пойти. Он считал, что зауссурийская тайга принадлежит ему, и там он действовал по испытанному рецепту своих предшественников. За соболя предлагал порох, пули, блестящие пуговицы, скляночки и водку. Последнюю в неограниченном количестве. Мука и мануфактура ему самому обходились дорого, и он старался доставлять их как можно меньше.
Винтер плавал вдоль побережья, бросал якорь в бухтах св. Ольги, Тернея, Рынды и поджидал орочей, которые сходились сюда со своих речушек и ручьев.
Он научил клиентов пьянству, внушая им, что опьянение — самое достойное состояние человека. Постепенно люди привыкли к водке и уже не могли без нее обходиться. Сотни охотников ждали с тревогой появления Винтера. А вдруг не приедет? Без водки — смерть. Они не торговались, они просто к ногам купца клали свою добычу.
Винтер грузил пушнину на лодку или коня, перевозил на шхуну и отправлялся дальше.
Здесь было его царство. Губернатор благоволил к нему. Ежегодно, возвращаясь из Америки, Винтер посещал его и подносил подарки. В Приморье он имел неограниченные права торговли, даже водкой и спиртом Но все-таки, во избежание всяких неожиданностей, он принял в компанию русского купца Аносова. Отличный торгаш! С живого и мертвого дерет шкуру. Во Владивостоке уже имеет два магазина. Ему ничего не нужно объяснять, сам все понимает.
Свой дом во Владивостоке Винтер построил так, как всегда строили свои дома американские купцы. Длинное одноэтажное здание из серого дикого камня делилось на две половины: в левой — склад товаров, в правой — две комнаты, освещенные широкими окнами с частым переплетом.
Первая комната — столовая — могла вместить за длинным столом сотню обедающих. Вторая — служила кабинетом и спальней. Спал Винтер на диване, а постельные принадлежности бойка прятал в шкаф.
Винтер пригласил Попова к себе распить бутылку рому. В кабинете на письменный стол поставил рюмки, стаканы, ром и сладкую вишневку.
— За общность наших интересов, — сказал он, поднимая рюмку и вытягивая ноги в серых коротких штанах и шерстяных коричневых чулках. — Люди торгующие — особая нация… Не так ли?
— В этом есть доля истины.
— Рад вашему согласию. Мой дорогой Попов, пейте ром и вишневку — американская, южнокитайского происхождения! А затем разрешите приступить к делу. Мой дорогой Попов, у вас совершенно превратное представление о коммерческой солидарности! Ведь вы разорите и меня и себя! Кажется, всему миру ясно великое значение принципов американской торговли! Мы свободны от предрассудков, мы не чопорные англичане. Вы замечали, скажем, в Нагасаки — входим в бар мы и англичане. Англичане сидят как деревянные и всё что то соблюдают. А мы вошли и положили ноги на стол. Это и приятно, и полезно для здоровья. Мы веселый торгующий народ. Любим дело и веселье. Почему вы мало пьете? По вашему телосложению можно заключить, что вы можете пить как известный пьяница мистер Бахус!
Итак, во-первых, вы отправились в мои районы, не вступив со мной ни в какое соглашение. Во- вторых, вы как с охотниками торговали? Вы им какой товар повезли? Ведь это же дикари!
— Они русскоподданные!
Винтер с шумом выпустил огромный клуб дыма и так повернулся на стуле, что стул затрещал.
— Что значит — русскоподданные?! Берите пример с нас, американцев. У нас в Америке тоже есть американские подданные — индейцы. У нас такая точка зрения: их не должно быть! Зачем Америке дикари?! Зачем России дикари? Наш торговый принцип таков: раз дикари существуют, надо с них взять все, а потом долой, в могилу! Зачем России орочи? Пусть они пьют спирт и несут нам соболей.
— У меня другая точка зрения, — сказал Алексей Иванович. — Я думаю, что соболя должны водиться не переводиться, а охотники на них должны быть здоровые и трезвые, иначе они ничего не добудут.
Винтер захохотал:
— Водиться не переводиться! Охотники здоровые и трезвые! Вам нужно миссионерскую рясу! Мой дорогой Попов, зачем соболям и охотникам водиться не переводиться? Вы, я вижу, хотите задержать процесс мирового развития. Коммерция — мировая сила. Она приходит в Приморский край. Вокруг дикари, панты, соболя, женьшень, золото. Она берет всё, она поглощает! Понимаете ли? Были дикари — и нет дикарей. Поглотила! Были соболя — и нет соболей. Поглотила. Было золото — оно у нас! После того как коммерция вступает на территорию какой-либо страны, страна меняет облик. Это великолепно! Не будет соболей, лесов, дикарей, будет что-либо другое… Вы понимаете? Это вдохновляет! Пейте ром…
— Ром тоже вдохновляет?
— О! Не надо жалеть! Коммерция — это торжество. Ни-ка-кой жалости! Видите — сколько я вам открыл секретнейших секретов? Вы же хотите торговать на началах совершенно немыслимых — какого-то непостижимо отсталого равновесия! Вы хотите оставить соболей на развод. Глупости, какой развод? Если вы оставите хоть одного соболя, Су Пу-тин все равно возьмет его, самые норы соболиные ножом вычистит. А ваших дикарей обратит в рабов и истребит. Он жаден, но действует сообразно высоким законам коммерции. Нарушающему закон — возмездие!
Винтер набил трубку и засопел.
Беседа закончилась.
Винтер не мог понять причин, побуждающих человека поступать таким образом, как Попов. Может быть, он просто-напросто задумал уничтожить своих конкурентов?
Да, конечно! Змеиный ход! Притворяется добродетельным миссионером. Но берегись: конкуренты — не овечки!
