Разговор с Юдзо получался совсем не тем разговором, о котором думал Маэяма. Он думал, что разговор коснется немного России и Америки, а затем перейдет к тому легкому, скользящему обмену мыслями и чувствами, который знакомых превращает в друзей.
Несколько минут офицеры ехали молча.
— Сотворить подвиги, о которых никто никогда не узнал бы! — повторил Юдзо. — Неужели всю эту философию вы мне преподносите серьезно?
— А что более привлекательное вы можете мне предложить? Нигилизм обычных страстей?
— Когда-то и в Европе были в моде подобные учения.
— Зачем нам Европа? — со страстью спросил Маэяма. — Мы японцы.
Юдзо покачал головой.
— Теперь мы европейцы и американцы, вместе взятые. Перед отъездом на войну я был на торжественном банкете, устроенном английской колонией в Токио. Англичане и американцы заявляли в один голос, что борьба с русскими — дело всех европейцев. И нас причислили к европейцам. Мы — европейцы Азии.
— Ваш отец никогда не говорит, что мы европейцы.
— Но зато господин Токуро будет беспредельно счастлив, если вы ему скажете, что он европеец.
Юдзо придержал коня. Солдаты шли правой стороной дороги, носильщики — левой. Опять в небольшой долине открылась корейская деревня. Две арбы, запряженные коровами, спасаясь от потока солдат, взобрались на отвесы сопок. У ручья, у мостика, сложенного из красиво подобранных жердей, сидели на корточках кореянки и мыли посуду. Когда они повернулись, чтобы посмотреть на всадников, Юдзо увидел румяные, красивые лица.
Дорога спускалась под гору. Она извивалась среди зеленых полей, среди гор, заросших дубом, тополем и лиственницей. Ее пересекали ручьи, бежавшие по отлично отшлифованной гальке. И, точно огромная чешуйчатая змея, шла по дороге пехота, теряясь в лесистом ущелье.
Солнца было так много, солдаты шли с такими бодрыми и веселыми лицами, топот их ног до того приятен был слуху, что Маэяма преодолел неприятное ощущение от разговора с Юдзо.
2
Через неделю начались дожди. Ручьи превратились в мутные потоки, небо исчезло. Армия остановилась. Солдаты укрывались в палатках, в корейских фанзах, в шалашах.
Юдзо и Кендзо жили в одной фанзе с генералом.
Отец предложил Юдзо начать службу во 2-й дивизии у генерала Ниси.
— Из генералов мне нравится наш начальник второго отдела Фукусима, — сказал Юдзо.
— Чем же он тебе нравится?
— Он умно приобрел славу. Объявить, что через Россию и Сибирь он проедет верхом на «одном и том же коне и въедет на нем в Японию, — блестящая мысль.
— Но ведь он проехал не на одном и том же? Насколько я знаю, мошенник сменил не менее двадцати. Это не японский путь славы!
Сын засмеялся.
— Я согласен служить во второй дивизии. Ниси — мрачный генерал. Он мало говорит и никому не смотрит в глаза: Такие люди мне тоже нравятся.
Дождь продолжал лить.
На второй день непогоды к генералу снова заехал Токуро. Слуга повесил у двери его плащ и кепи военного образца.
— А, господин генерал, — сказал Токуро, весело потирая руки. — Дождь идет, но на душе радостно. Пусть себе идет, не так ли?
Футаки встретил его сдержанно. Но только хорошо знающий своего наставника Кендзо заметил эту сдержанность.
Токуро опустился на каны. Они были чуть теплые, и теплота их теперь, во время дождя и сырости, была приятна. Токуро рассказывал о дороге. Он в своей американке чуть не утонул. Поток воды подхватил лошадь, она поплыла, американка тоже. Все думали, что экипаж пойдет ко дну, но прекрасно сделанная повозка благополучно совершила путь. Однако перебраться через поток все же не удалось.
— Зачем же вы так торопитесь? Опасно быть впереди солдат.
— У меня, господин генерал, как я вам уже и раньше сообщал, настоятельная необходимость побывать в Маньчжурии.
Токуро сидел, упираясь ладонями в циновки, покрывавшие каны. Лицо его было оживленно. Казалось он говорил об увеселительной прогулке.
— Вы подумали о том, что кампания, в сущности, только начинается, и чем она кончится — неизвестно?
Токуро издал легкий шипящий звук.
— Ведь мы дружны с Англией!
— Ну так что же, господин Ивасаки?
— Если Англия ввязала нас в войну, она нам и поможет.
— Англия нас в войну не ввязывала, — нахмурился Футаки. — У нас свой путь и своя необходимость.
— Господин генерал, наша необходимость не противоречит английской. Наши пути сошлись. Я согласен, Англия в войну нас не ввязывала, но она подталкивала нас. Ведь мы и Англия — одно. После китайской войны контрибуцию нам выплатили в Лондоне, и в Лондоне же мы ее оставили всю: мы рассчитались за наш флот. Англичане выстроили нам великолепный флот. Это потому, что мы и они — одно. И вы сами прекрасно понимаете, что вся сложная комбинация войны с Россией выработана в Лондоне.
— Прошу вас не называть войну комбинацией! — повысил голос Футаки.
— Извините, у меня дрянной язык! Но я убежден: Англия вступится за нас в случае нашего поражения. Вы знаете, сколько она вложила в нас денег?
Футаки молчал. Он знал. Но болтливость по поводу этих вещей, но разговор о войне как о комбинации для господ Ивасаки и подобных им в Англии были для него невыносимы.
— Каким языком вы говорите, господин Ивасаки!
Токуро прищурился. Минуту генерал и коммерсант смотрели друг другу в глаза.
— Вторично прошу извинения, — вздохнул гость, — я согласен думать в более возвышенном плане. Будем благодарны англичанам за их бескорыстную любовь к нам. Из высокого чувства дружбы они пригнали нам великолепные «Ниссин» и «Касугу». Будем благодарны за сочувственное отношение английской прессы, которая сильно подняла нас в глазах всего цивилизованного мира. Посмотрите, сколько англичан- волонтеров у нас в войсках! И в пехоте, и в артиллерии, и особенно во флоте! Из бескорыстной дружбы к нам они считают наше дело своим. А сколько англичан в нашем коммерческом флоте! Пока наши моряки сражаются за родину, они замешают их. Сколько в наших госпиталях англичанок сестер милосердия! Да, дружба — великое чувство. Дружа с Англией, господин генерал, я не боюсь потерпеть крушение. Я не хочу медлить, я хочу быть в Маньчжурии и делать то, что соответствует интересам Японии.
— Если вы хотите — пожалуйста, — брезгливо сказал Футаки. — Вы не солдат, вы мне не подчинены.
— Я этим искренне огорчен. Иначе я пользовался бы некоторыми вашими благодеяниями. Между прочим, я думаю просить вас о проводнике туда…
Футаки задумался. Подали в зеленых лакированных чашечках чай. Генерал стал церемонно угощать гостя. Токуро пил с видимым наслаждением. Смеясь, он рассказывал про свои приключения в Корее, главным образом о корейских женщинах. Токуро оказался большим ценителем женской красоты.
Потом разговор перешел на красоту, русских женщин, а потом вообще на Россию.
— Вы провели там несколько лег, — сказал Токуро, — воображаю!
