— Вы тоже навещали Россию, — резко сказал генерал. — Что касается меня, я русских люблю и неизменно буду любить. Три года я был военным агентом и ничего не чувствовал по отношению к себе, кроме бесконечного гостеприимства, дружеского расположения и заботы. Самые лучшие воспоминания навсегда связаны у меня с Россией.
Токуро поморщился и припал к своей чашечке. Действительно, в такую погоду только и можно спасаться чаем! Простым крепким чаем. Гость и хозяин медленно глотали терпкий, утоляющий жажду напиток.
Дождь не переставал. Токуро сообщил, что устроился неподалеку от генерала и что в первый же хороший день готов отправиться в путь с тем проводником, которого ему назначат.
После ухода гостя генерал лег на циновки, положив под голову твердую подушку, и задумался о Токуро.
Фирма Ивасаки была основана не так давно, каких-нибудь тридцать пять лет назад. Основал ее Ивасаки, самурай из Тоса, получив в свое распоряжение все дела и средства компании, учрежденной князем той же провинции и его самураями. Почему они основали компанию?
В противовес купцам, всюду скупавшим рис и затягивавшим петлю на шее дворян!
Теперь фирма Ивасаки в числе своих пайщиков насчитывает весьма высокопоставленных лиц, даже членов царствующего дома, и тем не менее каков этот Токуро?! Каков его язык, мысли!
Купец и самурай!
Когда-то самураи и купцы не ладили друг с другом, когда-то первые презирали последних, но сейчас и те, и другие все более обнаруживали единство во взглядах и намерениях.
Это не нравилось Футаки. Ему хотелось сохранить старозаветные японские отношения.
Футаки происходил из старинного, но обедневшего рода, Его отец был владетельным князем — хатамото. Правда, хатамото Футаки не мог сравниться по своим доходам с князьями первой руки — даймио, но все же он был настоящим феодальным владыкой.
Как к большинству феодалов, сёгун относился подозрительно и к нему. Хатамото должен был в своем княжестве жить один, без семьи. Семья его, дом, богатства — все находилось в Едо, столице сегуна. Сам хатамото дважды в год приезжал в столицу, чтобы в течение нескольких месяцев подвизаться при дворе.
Так сёгуны осуществляли надзор за князьями.
Незадолго до падения сёгуната с Футаки случились неприятности. Он относился с неодобрением к одному даймио, скупому человеку, у которого самураи голодали: даймио продавал на сторону их рисовый паек. Футаки сказал ему как-то словами пословицы.
— Я видел ваших воинов, достойные люди! «Они, и не пообедав, важно держат зубочистку во рту».
Оскорбленный даймио решил мстить.
Несчастья Футаки начались вслед за его отъездом из Едо. Замок хатамото сильно пострадал в прошлом, во время междоусобиц, и с тех пор оставался полуразрушенным, потому что князья не имели права восстанавливать свои родовые замки. Но все же, если замки ветшали до того, что жить в них становилось невозможно, то в Едо сквозь пальцы смотрели на маленький ремонт.
По возвращении из столицы Футаки произвел именно такой ремонт: восстановил незначительную часть крыши. Но не успел он войти под ее сень, как был получен сёгунский указ, налагавший на него за нарушение закона тяжелый штраф. Вместе с тем указ отмечал, что берега рек во владениях Футаки недостаточно, а то и вовсе не укреплены, дороги проведены плохо, а то и вовсе не проведены, и хатамото повелевалось в кратчайший срок выполнить все повинности.
Да, были в княжестве Футаки и плохо укрепленные берега рек, и места без дорог, но повинности эти, выполняемые им постепенно, невозможно было выполнить в назначенный короткий срок.
Хатамото должен был сделать то, к чему всегда относился с неодобрением: отправился в Осаку и взял ссуду у купцов.
Несчастья на этом не кончились. По закону князья должны были принимать участие в официальных придворных праздниках. Однако, если из-за стесненных обстоятельств хатамото оставались в стороне, на это при дворе не обращали внимания. От Футаки же и его семьи сёгун потребовал непременного участия в праздниках. Кроме того, Футаки получил замечание, что дом его в Едо не содержится, как прилично содержаться дому князя. Это была правда: постройка дамб, проведение дорог, участие в официальных праздниках подорвали благополучие Футаки.
У него было два выхода: сократить рисовый паек самураям или увеличить налог на крестьян.
Он избрал последнее.
Увеличение налога принесло крестьянам бедствие, потому что это был год засухи. Речки, ручьи и водопады, орошавшие поля, пересохли. Там, где бежала вода, оставались сухие камни и песок.
И тогда сёгун нанес по подозрительному для него Хатамото последний удар. Он конфисковал его земли «за неумелое управление».
Но в это время уже начались революционные события. Хатамото Футаки и его сын были в рядах тех, кто свергал сёгуна и восстанавливал священную власть императора.
Вскоре после революции Мэйдзи хатамото умер, сын же его стал ярым борцом за могущество новой Японии. Он был одним из ближайших помощников маршала Ямагаты, первого члена Генро, совета старых выдающихся мужей.
Маршал, ученик известного Есиды Сёнина, еще во время сёгуната мечтавшего об изгнаний русских за Байкал, о покорении Филиппин, Кореи и Маньчжурии, в основу своей деятельности положил заветы учителя.
Все триста шестьдесят четыре миллиона иен контрибуции, полученные от Китая, вложила Япония в дело своего дальнейшего вооружения.
— Через десять лет мы будем готовы! — сказал Ямагата.
Возникали десятки обществ. Они назывались по-разному: «Национальный союз физической подготовки», «Общество содействия военной доблести», «Общество помощи отбывшим воинскую повинность» и т. п.
Но наиболее популярным было общество «Черного дракона». Члены его занимались изучением России и русских. Его организовал самурай Утида Рёхей, а финансировал «Торговый дом Мицуи».
Члены общества при первой возможности уезжали на Амур и в Приморье. Они смотрели, записывали, подсчитывали, срисовывали. Большинство из них были офицеры или резервисты.
Тогда же у Футаки возникла идея союза народов желтой расы. Надо предать забвению распри между двумя великими азиатскими народами — японцами и китайцами — и объединиться для борьбы с белыми колонизаторами.
Футаки тайно посетил Пекин, нашел у некоторых сановников поддержку и основал в Маньчжурии три японские школы, где китайцев обучали японскому языку, японской географии и японской истории. Учителя преподавали с жаром, и через некоторое время иным простодушным ученикам начинало казаться, что самое высокое счастье человека — помогать японцам.
Японцев в Маньчжурию понаехало много. Одни из них, переодевшись в китайское платье, чтобы не обращать на себя внимания местного населения, путешествовали по стране, другие селились в том или ином уголке, отдыхали и наслаждались красотами природы. И так же, как в соседнем Приморье, они записывали, подсчитывали, зарисовывали, запоминали…
Футаки ездил в Англию и в Америку. Его убеждали, что война с Россией не страшна. Правда, после Крымской кампании в России произвели кое-какие реформы и последняя война с Турцией показала известную ценность этих реформ, но деспотия есть деспотия!
Футаки знал, что Японии будут помогать… Одни открыто, другие скрытно, потому что все боятся России. Он не страшился войны. Он принадлежал к тем руководителям кланов и армии, которые о своей жажде покорять думали как о самой высокой доблести человека. Они создали культ покорения.
Они хотели весь народ очаровать этим культом, чтобы люди не искали ничего, кроме разорения, убийства, насилия, представляя себе все это в свете высочайшие подвигов и жертв.
Мог ли он, Футаки, не иметь никакого касательства к Ивасаки, Мицуи, Окура, банку Ясуда? Мог ли он без них воплощать программу безграничных завоеваний — святая святых его души?
