невозможно груба. У нас в России царь-рыба: осетр, севрюга! А здесь — кета! Грубая, жесткая, хоть и жирная. Вкус, знаете ли, такой, точно траву ешь. Имеются устрицы. Но разве можно сравнить европейскую устрицу с местной? Та устрица, милостивый государь, когда вы ее проглатываете, пронзит вас, точно острием, несравненным своим вкусом, а проглотишь местную — честное слово, точно в рот положил комок грязи. Богатство есть, но не первоклассное. Для китайцев и корейцев достаточное, для нас нет. Поэтому искренне сожалею о вашем желании приложить усилия к освоению края. Тем более что капиталов нет. Вы ходатайствуете в вашем докладе о льготах, поставках, кредитах… Чепуха, напрасный труд! Где кредиты, откуда кредиты? Да к тому же русский, по моим наблюдениям, к промышленности не склонен. Это область хлопотливая, требующая исключительного напряжения. А иностранцы желают здесь потрудиться. И пусть трудятся.
Лесовский говорил весело и очень доброжелательно.
Улыбка сбежала с лица Алексея Ивановича.
— То, что вы говорите, противоречит естественным представлениям о государстве, — сказал он негромко.
— Что, что?
Алексей Иванович не повторил.
— Государство есть организация всеобъемлющая, — поучительно заметил адмирал. — Я с удовольствием выслушал вас и изложил свою точку зрения. По моему мнению, занятие, наиболее свойственное русскому человеку, — земледелие. Здесь он бесспорный поэт и победитель. Что же касается вашей просьбы о призе… что ж, этому вашему желанию могу посодействовать.
Алексей Иванович получил захваченную корветом шхуну «Миледи» с уплатой в рассрочку казне незначительной суммы.
Он ждал разговора с Линдгольмом, и разговор состоялся.
Через неделю после решения Лесовского Линдгольм вошел в контору, вынул изо рта сигару, осмотрелся и кивком головы позвал Алексея Ивановича за собой.
Молча направился он на каменный бугор сопки, взошел на него и только тогда повернулся к Алексею Ивановичу.
— Что все это такое? — спросил он, зажимая губами сигару. — Вы ничего не имели, я вам дал кусок хлеба. Вы стали кушать каждый день, и вы могли собирать себе маленький капитал, как подобает служащему. И что ж это такое? Я узнал… Я во всем вам доверял… Я всем говорил: «У меня работает честный человек!»
Он приподнял брови и пожевал сигару.
Алексей Иванович молчал.
— Я вас спрашиваю: что это такое?
— Если вы по поводу «Миледи», то я прав, — спокойно сказал Алексей Иванович.
— То есть как это — «я прав»?
— Господин Линдгольм, я прав, потому что я русский человек.
— О, я не сомневался.
— Я русский человек, — продолжал Алексей Иванович. — Как вы думаете, господин Линдгольм, может русский человек иметь преимущества перед вами в своем собственном отечестве?
Линдгольм пожал плечами.
— Преимущества? Вы должны честно зарабатывать свой кусок хлеба, вот ваши преимущества.
— Государство стоит крови. Много крови должен отдать народ, чтобы создать свое государство. И неправильно, если плодами этой крови прежде всего пользуются иноземцы.
— Кто это иноземцы?
— Скажем, вы, господин Линдгольм.
— Я не понимаю, что значит «иноземцы». Мы с вами делаем дело, я так понимаю: честный человек есть честный человек. Мерзавец есть мерзавец. Теперь я знаю, кто вы.
Он выплюнул сигару, повернулся и пошел с бугра в противоположную сторону.
…Начался новый период в жизни Алексея Ивановича.
Командовать шхуной стал капитан Босгольм, датчанин, более двадцати лет плававший по Тихому океану.
— Теперь вы большой человек, — сказал он Алексею Ивановичу. — У вас корабль — это очень много.
— Надо иметь двадцать кораблей, — засмеялся Алексей Иванович. — Край неустроенный, пустынный, лежит и ждет приложения человеческих рук.
— О нет, нисколько не ждет, — возразил капитан. — Человек — это недоразумение природы. Как говорится, ошибка, которая ей очень дорого обходится.
3
За время службы у Линдгольма Алексей Иванович без труда, постиг торговые принципы в крае. Их было три.
Первый принцип: иностранные коммерсанты приобретают на аукционах Шанхая, Гамбурга и Сан- Франциско дрянные, залежавшиеся товары и продают их в селах, станицах и военных постах края впятеро, вшестеро против нормальной цены за хороший, доброкачественный товар. Русские купцы действуют точно так же. Правда, в Приморье их мало.
Второй принцип: основание всей торговли края — соболя, добываемые инородцами. Но торговля с ними ведется только в кредит. Китайские и русские купцы берут у Линдгольмов и Винтеров товары в кредит, чтобы в свою очередь кредитовать ими охотников за соболями.
Третий принцип: каждый начинающий торговлю с рублем в кармане хочет через год ворочать тысячами.
Последний принцип всецело соответствовал желаниям Алексея Ивановича.
Вторая глава
1
О Леонтии Корже, кузнеце, оружейнике, слесаре, говорили: «Он тебе сделает все, что захочет».
И он действительно умел делать многое. Охотничьи ножи, кованные им, и ружья его варки считались лучшими во всей Омщине.
Нужды Леонтий не знал. Сибирская земля рожала хлеб, ремесло давало подсобный заработок. Жена Марья помогала не только по хозяйству, но и в кузнице. Сильная и ловкая, она оказалась способным молотобойцем, и, когда сыну пошел шестнадцатый год и он вполне мог заменить мать у наковальни, Леонтий все же предпочитал жену. «Иди-ка, Марья, — говаривал он, — поработаем».
Нужды не было, были притеснения.
Притесняли урядник, священник, староста. Не нравилось им, что Леонтий не терпел несправедливости даже и тогда, когда ее творили богатеи.
И оттого, что не нравилось, нагружали его всякими повинностями.
— Чего ты, Леонтий, глазища свои вылупил, — спрашивал староста, — старики тебе присудили то. Или стариков не хочешь слушать?
Три года стоял в избе у Леонтия ссыльнопоселенец Григорий Тимофеевич, человек образованный,
