Тем не менее, она настояла на своем желании рассказать ему историю отношений со Стивеном. Деннис молча перебирал ее волосы, пока она вспоминала прошлое.
– Они, как шелк, – сказал он вдруг, очевидно не слушая.
– О, Денни… – она беспомощно рассмеялась, откинулась на траву и позволила себе расслабиться.
И сразу все изменилось: пространство и время превратились в какую-то точку на краю сознания, мир с его заботами вообще исчез, а ее душа невесомо носилась в каких-то фантастических мирах. Она наслаждалась этим чувством. Так прекрасно ей еще никогда не было. Их глаза встретились.
– Скажи, – прошептал он, глядя ей прямо в глаза, – ты ведь любишь меня?
Она не ответила, не могла отвечать, и он продолжал:
– Ведь это так, милая Сьюзан? Всего четыре дня, даже меньше, и мы оба чувствуем это. Так быстро, Сьюзан. Я уверен, что мы любим друг друга. Уверен – это любовь!
«Мы любим друг друга», – вспоминала Сьюзан, стоя вечером у открытого окна. – Мы любим друг друга, – повторила она тихо.
Ей хотелось разобраться в себе.
Она любила Стивена Мэллинга, во всяком случае, она верила в это. Может быть, то, что она чувствует к Деннису, лишь иллюзия любви?
Она старалась вспомнить, как это было со Стивеном. Теперь, когда прошло столько времени и все улеглось, она ясно поняла – ее чувство к Стивену было лишь самолюбованием. Ей было приятно, что ее первый роман столь удачен. Она испытывала гордость, что все у нее шло так гладко.
Но с Деннисом все было по-другому. Она стала старше, у нее уже есть определенный опыт. Она – женщина. Она знает, а не предполагает. И чувство ее реально. К тому же сердце ее бешено забилось от волнения, когда она призналась себе в этом – со Стивеном она никогда не испытывала того, что ощущала в обществе Денниса: трепет, смятение, восторг, опьянение. Фантастика!
Да, это – любовь. Она наслаждалась вечерней тишиной, той умиротворяющей тишиной, которая разливается в воздухе после длинного трудового дня.
Это мягкое спокойствие она часто замечала здесь, в «Гринфингерсе». Дни были целиком заполнены работой, и когда наступал вечер, и все замирало, то чувствовалось, как вместе с приятной усталостью вас нежит эта мягкая тишина и удовлетворение от проделанной работы и результатов собственного труда.
Мысль о работе сразу же напомнила ей о Питере. Он был неотъемлемой ее частью здесь, в «Гринфингерсе». И, как камень, брошенный в тихий пруд, воспоминание о Питере нарушило ее покой: как он отреагирует на ее отношения с Деннисом.
Глупо уверять себя, что он не обратит на это внимания. Как бы там ни было, Питер здесь главный, и его касается все происходящее. Но утром, едва увидев Денниса, она забыла о своих опасениях. Его очарование вновь захватило ее. И он лишь рассмеялся, когда она поведала ему о своих тревогах.
– Он ничего не сможет сделать с нашей любовью, – говорил Деннис. – Никто не сможет.
– Никто, – как зачарованная повторила Сьюзан.
Вечер вновь принес с собой мир и тишину. И она, как вчера, благоговейно застыла у окна, как вдруг тишину нарушили два мужских голоса. Это были Питер и Деннис.
– Тебе придется утром уехать, – сдержанно произнес Питер, но таким железным тоном, что было ясно – спорить бессмысленно.
– Я не хочу, – обиженно ответил Деннис.
Его голос звучал выше и громче, и, хотя он старался говорить твердо, Сьюзан уже поняла: Деннис проиграет.
– Нет, ты уедешь, Деннис.
– Откуда такая уверенность?
– Просто я так решил.
Голос Денниса прозвучал почти жалобно:
– Ты обещал мне перед отъездом, что я смогу дольше обычного побыть здесь. Смогу, наконец, вплотную заняться орхидеями. Ты же обещал, Питер!
– Я сказал, в том случае, если ты как следует поработаешь. Но поездка твоя была крайне неплодотворна. Образцы просто никуда не годятся.
– Это не имеет никакого значения! – Деннис почти кричал.
– Не понял?
– Привези я хоть самые лучшие образцы, это ничего не изменило бы. Ты бы все равно вышвырнул меня. Просто боишься близко подпускать меня к своему гарему.
Наступила долгая пауза.
– Повтори, что ты сказал? – угрожающе произнес Питер.
Деннис молчал.
– Возьми свои слова обратно, Деннис.
– И не подумаю.
– Возьми, а не то…
Снова молчание. Было слышно только тяжелое дыхание обоих братьев.