«Господи! — думаю, — неужели он скажет про Швецию?»
Но Сизов сказал другое. Он сказал, что в конце фильма Бузыкин должен вернуться к жене окончательно.
— Это я делать не стану! — сказал я.
— Я свое мнение высказал, вези в Госкино.
В Госкино сделали немало замечаний (мелких), но про финал ничего не сказали. На другой день мне позвонил Сизов и сказал, что ему звонили из Госкино и сказали, что забыли меня предупредить, что финал надо обязательно исправить. Надо, чтобы он или вернулся к жене, или был как следует наказан.
Я сказал, единственное, что я могу сделать, это увеличить крупный план печального Бузыкина в финале.
— Ну увеличь, — и повесил трубку.
— Давай срезку крупного плана, — сказал я Тане Егорычевой.
— Какую? Этот план стоит у нас от хлопушки до засветки.
— Ну давай второй дубль.
— Второй пробили в ОТК. (Отдел технического контроля.)
Когда мы выполнили мелкие замечания, Сизов сказал, что он смотреть не будет. И чтобы мы везли картину в Госкино. Отвезли фильм в Гнездниковский переулок. Захожу в просмотровый зал — сидят несколько редакторов. Начальства — никого.
— А где начальство?
— Они сказали, чтобы начинали без них. Они подойдут.
«Ясно, — подумал я, — придут на последнюю часть…»
Когда пошла последняя часть, в зале появились: замминистра, главный редактор и его зам и зам зама.
Кончился фильм, замминистра спросил:
— Ты крупный план удлинил?
— Удлинил!
— Намного лучше стало.
ВОЛОДИН
Володин был ленинградец. В Москве он останавливался у сестры своей жены. Когда мы первый раз ехали со студии на моей машине, я спросил:
— Тебе куда?
— А ты как едешь?
— По Калининскому проспекту.
— Замечательно, это мне как раз по пути.
На Калининском я спросил:
— А здесь куда?
— Никуда. Останови, отсюда мне два шага.
Как-то, когда уже закончилась картина, мне позвонила сестра его жены и сказала, что Саша просил ее занести мне журнал, в котором напечатали наш сценарий. Но она себя чувствует неважно и, может быть, я кого-нибудь пришлю, чтобы забрать его. Я сказал, что заеду сам, и спросил, где она живет. Она сказала, что в Малом Тишинском. (Это довольно-таки далеко от того места, где Володин выходил.)
— А Саша останавливал всегда машину на Калининском проспекте, говорил, что ему оттуда два шага, — сказал я.
— Очевидно, это было вам по пути, и он не хотел, чтобы вы из-за него делали крюк, — сказала она.
И так во всем. Саша Володин был самым деликатным человеком из всех, с кем мне довелось общаться.
Володина призвали в армию в сороковом году, еще до войны. Тогда же вышел приказ министра обороны, разрешающий командирам в случае неподчинения расстреливать подчиненных на месте. Был такой случай. Саша шел на свидание. По дороге встретил командира. Тот велел ему вернуться. Саша сказал, что у него увольнительная. Командир повторил приказ. Саша объяснил, что у него свидание. Командир достал наган:
— Приказываю.
— Не могу, меня девушка ждет.
— Буду стрелять.
— Стреляйте, — сказал Саша и пошел.
— Иду, ноги подгибаются, между лопаток щекотно, — рассказывал он. — Страшно! Но знаю, если не пойду, Фриду никогда больше не увижу. Я до этого ее только один раз видел и где она живет — не знал.
Командир не выстрелил.
