заключает по семнадцать рублей, так неспроста… Так нет, все подписали, суки. Собственная прибыль глаза застила. Cтратеги хреновы. В общем, встречался я вчера в аэропорту с Онлиевским. Договорились, слава богу. Хоть здесь пробоину закроем. Короче, акции переоформляйте на АИСТа.
И, предвидя реакцию строптивого своего подчиненного, добавил настойчиво:
— И то удача, что шестью миллионами, считай, пятнашку отбили.
— Погоди! — теперь и опешивший поначалу Забелин отошел. — При чем тут… Мы не под АИСТа сделку паковали. Разве забыл о стратегической задаче — информационные технологии доводить и через них подниматься? — Говоря, он косился на сжавшегося недобро Максима.
— Не ко времени разговоры, Алексей Павлович!
— Не ко времени?! — вышел из-под управления и Флоровский. — А когда же оно у вас наступит, время это вожделенное? Десять лет науку, как девку по панели, таскает кто ни попадя. Все заплатить обещают. А она-то, бедолажка, и вовсе вся изошла. Осталось два-три живых сперматозоида, так мы и их теперь!
— Это кто такой речистый? — с холодным интересом уточнил Второв. — Не возьму в банк! — отказался он от прежнего предложения.
— Как бы самому на панели не оказаться.
— Заткнись, — пробормотал Забелин. — С ним так нельзя.
И другим, увещевательным тоном обратился к насупившемуся вновь Второву:
— Но, Владимир Викторович! Мы-то с тобой знаем, что такое АИСТ. Да ему на все, что карман его не набивает, глубоко наплевать. Через неделю выбросит институт на улицу, наразмещает какие-нибудь интим-шопы и будет стричь аренду. Получается, чтобы сегодня спастись, мы завтрашнее вырываем. Но ты- то не АИСТ! Вспомни, для чего вообще банк затевали! Ведь какая мощь там собрана! Один академик чего стоит.
— Академики! — слово оказалось некстати. Пребывавший в некотором затупении Второв встрепенулся. — Вот они в работе. — Он ткнул в злосчастную дверь, через которую выволокли перед тем злополучного профессора. — И я для них должен дело жизни губить!
Он поднялся, отошел за барьер внушительного стола, встал за ним, заставляя тем подняться и посетителей.
— Словом! Завтра же переоформляйте акции. После этого получите свои полтора миллиона. Выполнять!
В предбаннике они наткнулись на Керзона.
— Все знаю, — опередил он встрепенувшегося Забелина. — Но не союзник я тебе. В этом я с Второвым един — банк спасать надо. И тут уже все средства, как понимаешь… А если не понимаешь… — Он многозначительно помолчал. — А металлургия, авиация, кондитерка, наконец? Сколь вложено. И на торги. Все на торги, — горько произнес он.
Именно Керзон много лет пробивал и лелеял то, что теперь было гордостью банка, — могучий кондитерский холдинг. И завтра начинались первые переговоры о его продаже.
— Вот ведь как обернулось, — и не прощаясь он вошел во второвский кабинет, как в добрые старые времена, без доклада.
Едва выйдя из банка, они натолкнулись на подошедших к двери двух гогочущих, раскрасневшихся, неестественно оживленных мужчин, в которых Забелин узнал нового начальника юруправления Кичуя и Женю Снежко. С ним он не сталкивался с того, мартовского совещания. За эти несколько месяцев Женя полностью освоился среди высшего менеджмента новой волны, обрел доверие Второва и недавно, по рекомендации Баландина, был назначен на должность вице-президента.
При виде Забелина Кичуй сконфузился и, быстренько кивнув, юркнул в дверь. Снежко же, хоть и смущенный, широко развел руки.
— Держу пари. Сейчас скажет: «Твою мать! Кого я вижу?» — быстренько «забил» Максим.
— Алексей Павлович! Дорогой! Вот не чаял. Последний, самый ходовой в банке анекдот слышали? Разговаривают голова и задница. Голова спрашивает: «Ну почему так? За мной ухаживают, моют. Я все время на чистых подушках, в холе — и несмотря на это, вся в морщинах, облезлая. А ты на чем только не елозишь — и все такая же гладкая да белая». — «А ты делай как я — сри на все»! Ну как? — Не дожидаясь реакции собеседника, Снежко радостно захохотал.
— Похоже, на злобу дня? Хорошо рассказываешь. Видно, что от души, — и Забелин, не церемонясь, отодвинул с дороги бывшего подчиненного — раньше пьянок среди рабочего дня в банке не было.
Выйдя из здания, он оглянулся:
— Недолго музыка играла…
— М-да, подставили дружки твои, по полной программе подставили. Чего ж дедам теперь скажем? — Максим удрученно замотал головой: — А Мельгунова кондрашка хватит.
— Пошли-ка, Макс, подлечимся, — стоять под закрепленным на стене гордым банковским знаком было невыносимо, — в Зеленом доме зеленым змием.
Глава 11
Академики
— Юрий Игнатьевич, извините, но там… — по тому, что пожилая секретарша, выучка которой была отполирована десятилетиями, ворвалась без стука в кабинет, стало понятно, что произошло нечто чрезвычайное.
— Что у вас еще, Аглая Витальевна? — нарочито сухо поторопил Мельгунов. — Вы уж половину воздуха в этом помещении в себя заглотили.
— Сюда сейчас… Там, в лифте, Онлиевский. С охраны позвонили. Ну, тот самый!
— Вот как? И кто ж его пропустил?
— Говорят, сами это… пропустились.
В приемной хлопнула дверь, обозначились нарастающие голоса, и вслед за тем в раскрытую дверь вошел человек, в котором трудно было не признать примелькавшегося на телеэкранах олигарха.
— К сожалению, без звонка. Но проезжал мимо. Не мог не засвидетельствовать. Да и присмотреться, не откладывая, знаете, интересно… Вы свободны, — не прерывая дыхания, кивнул он застывшей секретарше.
— Юрий Игнатьевич? — оправившаяся от оторопи Аглая демонстративно повернулась к вошедшему спиной. И лишь дождавшись подтверждающего кивка директора, неспешно пошла из кабинета, заставив загораживавшего дорогу Онлиевского посторониться. Дверь закрылась.
— Хорошо выдрессирована. Одобряю. Вы позволите?.. Чего-то замотался, ноги не держат. — Онлиевский уселся в кресле. Присмотрелся к стоящему по-прежнему возле стола человеку. — Да, я не представился…
— Считайте, представились. Чему обязан?
— Очень хотел познакомиться. Да вы б без церемоний, дорогой академик. Присаживайтесь.
— Спасибо, постою. — Мельгунов плотнее оперся костяшками пальцев о стол. Лицо его приобрело фирменное каменно-неприязненное выражение. — Боюсь показаться невежливым.
— Ну как угодно. — Онлиевский неохотно выбрался из кресла, подошел к обратной стороне стола. — Можем и с политесом. Вообще-то как проще хотел — ввел в обычай по возможности все новые поглощения сам осматривать. Да и познакомиться с такой масштабной фигурой — это, знаете, даже лестно. Опять же договориться об условиях дружбы нашей тоже лучше сразу. Чтобы, знаете, без недоразумений. Я надеюсь, десяток процентов вам достаточно будет? Ну, пару из них распределите среди своей ученой камарильи.
Он присмотрелся к хозяину, который под маской холодности тщетно пытался спрятать нарастающее непонимание.
— Вообще-то предлагаю больше из уважения к вашему имени. Но в конце концов, и у вас есть право на торг. Сколько тогда, по-вашему, вы стоите? Ну, дорогой академик, не смущайтесь, я понимаю, вы человек от науки, но это рынок. Давайте сделаем ставки и побежали вместе. Мы ведь теперь обречены быть вместе.
— Вы, собственно, почему хамите в чужом доме? — прошелестело навстречу.
— Я хамлю?! — искренне изумился Онлиевский.
— Поимейте в виду, я вам не «дорогой», к тому же стар с вами наперегонки бегать. Я руководитель этого института, куда вы ворвались. И впредь, если вам заблагорассудится делать какие-то предложения о
