— Совсем обнаглели работнички. Чуть палец протяни…Незаменимым себя почувствовал?! — Дашевский быстро проморгался, что означало попытку сбить раздражение. — Ладно, рассказывай, как собираешься вернуть. Но едва Коломнин упомянул об акциях «Руссойла» Дашевский жестом прервал его.
— Знаю, к чему клонишь. Акции эти банк выкупил у «Паркойла» на кипрскую офшорную компанию. Кажется… да, точно, «Хорнисс холдинг» называется. — Что за компания?
— Обычная нулевая фирма. Она раньше Ознобихину принадлежала. А как в банк работать перешел, так и уступил. А поскольку банк, сам знаешь, офшорами владеть не может, оформляем на «дочек». Эту переоформили на «Авангард финанс». Все как обычно. Только есть проблема: куплены эти акции как бы на время — по просьбе Гилялова. Пока он сам не перекупит. Он тогда еще вице-президентом «Паркойла» был. Прямо на себя переоформить не мог. Вот и попросил. Так что продать их не получится. Правда, третий год вроде как денег все не найдет. Жлобина! Знаю ведь, сколько по швейцарским закромам попрятал. Но — слово есть слово. Да и потом — стратегический партнер. Вот и терплю, стиснув зубы.
— Продавать ничего и не надо. Вам доложили, что в «Руссойле» на эти акции накопилось невыплаченных дивидендов на семь миллионов долларов?
— Сколько?!
— Через десять дней в «Руссойле» годовое собрание. Если мы вместе с «Нафтой» проголосуем…
— Да понял, понял, — Дашевский забегал по кабинету. — Черт, как же заманчиво! Но ведь обещал!
Он умоляюще повернулся к Коломнину, будто тот мог освободить его от данного слова.
И Коломнин охотно подыграл:
— Обещали-то акции вернуть, когда тот деньги найдет. А дивиденды — это теперь наша прибыль. «Нафта» из своих семи наш старый долг вернет. А мы из наших им остаток подбросим — на достройку трубы. Очень славно получится.
— Твоя правда! В конце концов одних убытков за это время сколько понесли! Да и Гилялову стимул побыстрей выкупить. А то удобно устроился за чужой счет. Да, умеешь ты все-таки, Коломнин, убедить, когда захочешь. Э, где наша не пропадала? — Дашевский подбежал к столу. — Когда доложишь о возврате?
— Надеюсь, в течение месяца.
— Что ж? — Дашевский перелистал календарь, черканул. — Стало быть, через месяц жду с результатом.
— Но мы договорились? Деньги идут на новый кредит «Нафте»?
— Я дважды не повторяю, — огрызнулся Дашевский, обрубая тем неприятный ему разговор. — Резюмирую: кабинет свой оставишь за собой. Людей в проект подберешь по усмотрению. Но имей в виду — если не выполнишь обещанное или еще хоть раз ворвешься без вызова, уволю без выходного пособия.
«Кто бы сомневался»? — пробурчал, выходя, Коломнин.
Седых поджидал внизу.
— Что?! — нервно спросил он. — Поехали в управление.
— Значит, восстанавливают?!
— Нет. Еду за вещами. Ухожу на самостоятельный проект. Имею несколько вакансий. Так что скажи там хлопцам, если кто захочет, — до конца дня буду у себя в кабинете. Само собой, твоя вакансия первая.
— Что за проект?
— По правде стремный. «Нафту» станем вытягивать. Но нам ли, бывалым операм, привыкать к трудностям? Коломнин приподнял руку, собираясь успокоительно положить ее на плечо приятелю. Но — не положил: Седых с отчужденным лицом сидел, пригнувшись к рулю.
В его собственном кабинете вовсю хозяйничали. Пашенька Маковей был едва виден из-за документов, вывернутых из ящиков стола. В шкафу перебирала что-то Катенька Целик. При виде Коломнина Маковей запунцовел:
— О! Сергей Викторович! Так рано. А мы вот тут… Вам уже сказали? Коломнин кивнул, с интересом разглядывая обоих.
— Вы не подумайте, — Пашенька, спохватившись, поднялся. — Я не набивался. Наоборот. Но там как-то все так решилось…
Под насмешливым взглядом Катеньки он сбился.
Среди прочих бумаг Коломнин углядел еще один вариант концепции. Взвесил на руке:
— Что? Плод ума холодных наблюдений?
— Так тут и ваши мысли. Я как бы использовал их как основу. Но, конечно, многое доработал. Переосмыслил, — он сбился. — В общем я очень надеюсь, что вы не откажетесь помогать всячески. Преодолеете, так сказать, амбиции во имя дела.
— И в качестве кого я должен их преодолеть? — заинтересовался Коломнин.
— Я пока еще не продумывал детально, по персоналиям, — Пашенькин пигмент отрыгнул на щеки свежую, особой ядовитости краску.
— Вообще-то кандидатуры руководителей управлений уже размечены, — как бы в никуда произнесла Катенька. — Если только начальником отдела. Но я лично неуверена, что с этической точки зрения для Сергей Викторовича это будет целесообразно.
— Да, этические проблемы здесь имеют место быть, — согласился Коломнин. — А ты, Катя, должно быть, станешь ядром кредитного подразделения? Достойно.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего. Добивалась и — добилась. Интересная вы, ребята, поросль. Упорная.
— Что ж в том плохого? — Целик раздосадованно наморщила носик. — Чтоб в наше время пробиться, нужно быть жизнестойким.
— С этим не поспоришь, — признал Коломнин. — Кстати, знаете, какие самые жизнестойкие растения? Такие, что никакими химикатами не вытравишь? Правильно, — сорняки.
Он неспешно повесил на «рога» дубленку, поставил на привычное место портфель.
— Я тут на полчасика спущусь перекусить. И чтоб к моему возвращению все было на месте, кроме вас самих! Засим имею быть.
Он ернически поклонился, с садистским удовольствием обнаружив в глазах и у Пашеньки, и у Катеньки ужас людей, которые не сомневались, что Дашевский изменил прежнее решение, а значит, оба они только что отчаянно, непоправимо «прокололись».
Внизу, на первом этаже, размещался малюсенький ресторанчик, предназначенный для высших менеджеров банка. Обычно Коломнин предпочитал общее кафе, куда спускался в компании своих замов. Но сегодня хотелось побыть одному. Да и замов он больше не имел.
Ресторанчик представлял собой круглый стол. По мысли Дашевского, круглый стол символизировал собой неразрывную связь руководителей банка. С другой стороны, был он достаточно велик, чтоб вести доверительные беседы: разговоры на одном конце до другого не доносились.
Но когда туда вошел Коломнин, ресторанчик был пуст. Официант, глянув на дверь, неспешно отложил иллюстрированный журнал, живо принес заказ и вновь углубился в разгадывание кроссворда. Через некоторое время, что-то заслышав, он отбросил чтиво, поправил суетливо «бабочку» и, подбежав к двери, поспешно распахнул ее перед вице-президентом банка Ознобихиным.
— Давай что-нибудь, но только живенько, — потребовал Ознобихин. И тут обнаружил Коломнина. Тень смущения почудилась Коломнину. Но скорее лишь почудилась. В следующую долю секунды Николай расплылся от удовольствия.
— Привет, старый! — в обычной своей, снисходительно-ироничной манере поздоровался он. — Не сердишься, что так по-дурацки на правлении получилось? Представляешь, народ как с цепи сорвался. Просто-таки один за другим за Маковея. Крепко ты, должен сказать, постарался.
— Мне это сегодня уже Дашевский разъяснил.
Ознобихин устроился рядом, нетерпеливым жестом отогнал официанта («Сказал же, -как обычно»).
— А если совсем до конца, я сам это и организовал. Руби шею, — он покаянно положил голову на салфетку.
От неожиданной откровенности Коломнин едва не поперхнулся.
— А затем, что достал ты меня! Ни один вопрос без драки не решали. Разве так можно работать?
