повторял:
— Ничего, Ларичка. Как-нибудь переживем. Вместе перемужествуем. Главное — что вместе.
Тонкий голос Казбека Мамедова, который сочно, со знанием дела на ходу распекал кого- то, разрушил идиллию еще до того, как сам он появился в малой гостиной.
Отстранившись от Резуненко, Лариса нахмурилась.
— Ты что в самом деле позволяешь себе? — вошедший Мамедов обежал взглядом помещение, обозначил кивок, — то ли поздоровался, то ли констатировал чужое присутствие. — Скоро большие люди прибывать начнут. А полы опять натоптаны. Я ж сказал, чтоб посторонних не пускать.
При этом он мазнул глазом по Коломнину и Резуненко, неприкрыто отнеся их к разряду тех самых посторонних, чье присутствие в доме необязательно.
Ноздри Ларисы затрепетали. Обескураженный внезапной бесцеремонностью, набычился Резуненко.
Но Коломнин опередил их:
— Посторонним и впрямь лучше бы удалиться. — Что хочешь сказать, слушай? — Мамедов, собиравшийся выйти, замешкался.
— А это только тебе на ушко. Лариса, Виктор, не оставите нас? Хочу с Казбеком посплетничать.
Он жестами выставил обоих, уселся на диване, похлопал рукой по сидению.
— Чего хотел? — Мамедов настороженно опустился на краешек.
— Посоветоваться, — Коломнин откинулся на спинку, прикрыл глаза. — Замотался что-то за эти дни. С милицией только что общался по поводу «Магнезита». Они ж директора тамошнего арестовали. И арестовали между прочим по нашему заявлению о мошеннических договорах. Теперь вот хлещутся, будто раскололи. Якобы признался, кто в «Нафте» с ними те договора убыточные назаключал. — А то мы без них не догадались, да? Спохватились, — Мясоедова сами давно турнули.
— Так вот оказывается, что не он.
— И кто же? — до Коломнина донеслась раздраженная интонация человека, которого втягивают в пустой разговор. Но когда он внезапно раскрыл глаза, то наткнулся на напряженный взгляд. Будто слушал один, а говорил другой. — Так кто же?
— Ты не поверишь, но — ты.
— Я?! Что за ерунда, слушай? Я и видел-то его раза три, может. Живем неподалеку. Придумывают твои менты. Раскрыть ничего не умеют, вот и — как это? На понт берут.
— Есть официальные показания.
— Соображай, что говоришь. Зачем мне это надо?
— Хороший вопрос. Я как раз им и мучаюсь.
— Так ты что, поверил?
— Рад бы не поверить. Только вот, — Коломнин со вздохом протянул копию протокола допроса. — Полюбопытствуй.
Пробежав показания, Мамедов брезгливо отбросил лист на пол:
— Врет все. Пусть очную ставку дают. Сам запутался и других впутывает. Или — твоя это работа?
С гадливой гримасой вскочил с дивана:
— Точно! Сам же, говоришь, и заявление подал. Похоже, решил окончательно выжить. За то, что не даю компанию под банк ваш подмять. Думаешь, не понимаю, к чему клоните? Дядя Салман умер. Лариса у тебя как тряпка. Вот и решили все подгрести. Чего такой кусман не взять на халяву, да? А всех кто мешает, от него отодвинуть. Нет, скажешь?! Только поглядим еще, кто кого. Пока жив, не дам дело дяди Салмана загубить. Понял, нет?!
— Ты не кричи так. В гостиной услышат. Голова у меня что-то отяжелела, — пожаловался Коломнин, растирая виски. — Такие дни трудные выдались.
— Менты — шакалы. Чтоб человека оболгать, на все пойдут.
— Твоя правда. Только директор «Магнезита» полную раскадровку дал: что, куда, через какие проводки шло. И теперь выяснить, кто дальше украденные деньги направлял, вполне нехитро. Тем более по уголовному-то делу. У меня, кстати, только что просили согласия на твой арест. Очень, доложу тебе, милиция губы раскатала: все-таки особо крупное хищение. Да еще такое громкое: представляешь, зять Фархадова обкрадывает собственного тестя. Шум о тебе пройдет по всей Руси великой. Как, думаешь, назовет тебя после этого всяк сущий в ней язык? Тебе это надо?
Мамедов обиженно сопел. Но без прежней агрессивности.
— И мне не надо, — заверил его Коломнин. — Мясоедова, что на договоры эти глаза закрыл, ты подкупил?
— Ты мне такое?! — губы Мамедова оскорбленно задрожали, рука потянулась разорвать душащий ворот.
— Заткнись, Казбек, — без нажима окоротил его Коломнин. — Говорю же, устал. Наврешь что-нибудь, как обычно. Налей-ка лучше рюмочку коньяку. Какой в доме держишь? Небось, азербайджанский?
— Зачем азербайджанский? «Арарат» есть.
— Вот видишь, стало быть, умеешь, когда нужно, поступиться гордыней, — Коломнин махнул налитую рюмочку, посмоковал. — Так что с Мясоедовым? На пару работали?
— Ты соображай, с кем равняешь! — вполне натурально вскипел Мамедов. — Не хватало перед каждым светиться. Без меня было кому с ним решить. Подложили девочку, потом цену дали. Тут же и заглотил без затей. Дешевка он!
Себя Казбек дешевкой не считал.
— Странно. Я был уверен — на пару. Все-таки по части тонкого финансового воровства ты вроде как не дотягиваешь.
— А он дотягивает, да? Мясоедов-то дотягивает? Тьфу на него. Тимур все придумал.
— Тимур?!
— А то! Он, понимаешь, умный был. У, какой! — Мамедов восхищенно поцокал. — Зачем лишние налоги платить? Вот и сообразил: часть конденсата по демпинговой цене через подставную фирму сбывать и деньги на стороне аккумулировать, чтоб, если что, под рукой были. Но — вроде как в другом кармане. И готовить все он начал. Схемы сам просчитал, «Магнезит» этот придумал. В тайне, конечно, от дяди Салмана. Тот бы этого не понял. А потом Тимура сразу убили. — Так это ты! — пронзительно догадался Коломнин. Обхватил Мамедова за плечи и, сблизившись, глаза в глаза, прошептал. — Ты Тимура «заказал».
— Что?! — Мамедов вырвался. Глаза покатились из орбит. — Да ты? Мне, да? За такое знаешь, что делают? Ты про честь кавказца слышал?
Обида Мамедова выглядела неподдельной.
— Братом он мне был. Мамой клянусь! Если б не брат, разве бы со мной поделился? Так и сказал, мне в этом деле надежный помощник нужен. Ты, Казбек, им и будешь. Когда в день смерти в Москву полетел с Гиляловым встретиться, мне одному про то сказал. Тимур про Гилялова все просчитал. Будет, говорит, компанию торговать. Только не обломится ему здесь, говорит. Не про его честь наша «Нафта». Нашей семьи это «бабки», сами их и раздербаним.
— Получается, с Гиляловым сторговаться не смог, и его убили?
— Не знаю, слушай, не был, — Мамедов поспешно заслонился ладонями. — А с Гиляловым я вообще на похоронах только познакомился. Он меня потом для разговора в Москву пригласил. Оказывается, и про «Магнезит» прознал. Давай, говорит, как Тимур хотел, так и сделаем. Только чтоб деньги на меня шли. Процент платить буду.
— И ты, бедолага, согласился.
— Да, согласился! Презираешь, да? А кто такой, чтоб презирать? Разве раньше бы согласился? Я ведь дядю Салмана как отца уважал. Поначалу, как Тимура убили, думал — опорой стану. Кому еще, кроме меня? Зулю любил, конечно. Но не только как жену. А еще потому, что — дочь.
— Дочерью и полюбил.
— Дядя Салман большой человек был. Но недалекий оказался. На кого оперся, слушай? Мясоедова, дурачка этого продажного, назначил. Внучку привез. И все ей. Нет, это кому сказать? Хорошо — у Тимура дочь. Это я понимаю. Она внучка. А разве дети Зульфии не внуки, нет? Два сына моих, продолжатели рода. Не внуки, нет? И все туда? А мои дети, они что, нищие должны остаться? Вот скажи, если бы твоих детей так, то что?
