вещи. Я старалась избегать других сотрудников, и на первый взгляд казалось, что мне это удалось. Но я ошибалась. Потому что в комнату вошел Генри. Он вошел и, не говоря ни слова, с размаху опустился на потрепанный диван, который когда-то нашел Матт. Диван валялся на тротуаре в нескольких кварталах от редакции.
— В этом диване водятся блохи, — сказала я.
— У меня тоже, — ответил Генри.
Я сунула руку в верхний ящик стола и вытащила оттуда старую чековую книжку из банка «Меллон- бэнк». Я начала вырывать оттуда странички и швырять их в мусорную корзину.
— Когда? — спросила я.
— Что когда?
— Когда у тебя были блохи?
— Честно говоря, у меня никогда не было блох, — признался Генри. — Я просто пытался завязать разговор.
Он вытянулся на диване.
— В колледже я знал одного парня по имени Джадд, так вот у него в диване жили крабы.
Я не ответила.
— Однажды я нашел клеща у своего дяди, — продолжал он.
Я вырвала последний чек. Потом подняла голову и взглянула на Генри.
— Тебе все это не кажется странным? — спросила я.
— Да нет в общем-то.
— Это должно быть странным, — сказала я. — И тебе это должно казаться странным.
— Я думаю, это ты немножко странная, — с улыбкой заметил Генри.
— Здесь и сейчас я нормальная, Генри, — ответила я. — А я редко бываю нормальной.
Я вытащила нижний ящик стола и опорожнила его в мусорную корзину. Несколько старых вырезок моих статей упали на пол, пришлось нагнуться, чтобы поднять их.
— Ты всегда анализируешь происходящее, находясь в гуще событий? — спросил Генри.
— Мы больше не находимся в гуще хоть каких-то событий, — ответила я. — И да, анализирую.
— Мне жаль, что так получилось у тебя с твоей работой.
— Я не это имею в виду.
— Наш разговор на «Ридинг Терминал».
— Да, — сказала я.
— Понимаю.
— Особенно мне понравилась та часть, где ты положил мне руку на плечо и дружески сжал его, — сказала я.
— Я так сделал?
Я кивнула.
— Еще никто, расставаясь со мной, дружески не пожимал мое плечо.
— Я не расстался с тобой, — заметил Генри. — Я сказал, что, как мне кажется, я не смогу с тобой справиться. По-моему, есть разница.
— Разве?
— Есть, — ответил Генри. — Сейчас это может показаться несущественным, но, строго говоря, между нами не произошло ничего такого, к чему подошло бы слово «расставаться».
— Получается, ты сказал мне это просто для того, чтобы я не провела следующие тридцать лет в ожидании твоего гипотетического появления у меня на пороге? Предвкушая, что ты появишься и снова займешься со мной сексом?
— Вскакивая каждый раз, когда у тебя зазвонит телефон.
— С постоянно и тщательно выбритыми ногами.
— Да, — сказал Генри. Он улыбнулся мне. — Я пытался уберечь тебя от этого.
— Это было очень мило с твоей стороны, — сказала я.
— Спасибо.
— Я забираю обратно все, что сказала.
— Ты ничего не сказала, — ответил Генри.
— Я забираю обратно все, что говорила о тебе мысленно, — сказала я. — В тот период, когда ненавидела тебя.
Я подошла к книжной полке и начала перебирать книги. Спиной я ощущала, что Генри смотрит на меня.
— Когда я училась в шестом классе, то каждую субботу после обеда ходила на каток покататься на роликах, — сказала я. — И однажды заметила, что один очень симпатичный мальчик не сводит с меня глаз. Он проезжал мимо, глядя на меня, потом проезжал снова и снова смотрел, и с каждым разом я волновалась все сильнее и сильнее. И наконец он подъехал прямо ко мне, пристроился рядом и сказал, — я выдержала паузу, как всегда делаю, рассказывая этот анекдот: — «Ты мальчик или девочка?»
Генри рассмеялся.
— Так не бывает.
— Бывает. А потом, когда мама пришла забрать меня, я начала плакать и рассказала ей, что произошло. Знаешь, что она мне ответила?
Он отрицательно покачал головой.
— Она сказала: «Он сказал так потому, что у тебя ролики черные». У нас было совсем немного денег, у меня были ролики, которые перешли ко мне от двоюродного брата. Это были черные ролики.
— У тебя хорошая мама, — заметил Генри.
— Да.
— И это хорошая история.
— Я знаю, — ответила я. — Но я рассказала ее тебе не просто так, а по одной причине. Вот по какой: настоящим я официально заявляю о твоем переводе в эту категорию.
— Какую категорию?
— Мальчика на катке, который проезжал мимо.
Я уложила последние книжки в коробку и сказала Генри, что ухожу. Он поднялся с дивана, взял коробку с моими вещами подмышку и вынес ее в коридор.
— Знаешь, что с тобой случится, Генри? — спросила я.
— Что?
Я оглядела его с головы до ног.
— Все закончится тем, что ты встретишь женщину, которая способна управиться с тобой.
Я сняла со стены старую фотографию Вуди Аллена и погасила свет. Когда мы спустились вниз, я забрала у Генри свою коробку и поблагодарила его за то, что он помог мне ее нести. Мы стояли перед зданием. Вывеска «Филадельфия таймс» лениво хлопала на ветру.
Генри поймал мой взгляд и нарочно не стал отводить глаза. Я никогда не знала, как вести себя в таких случаях — когда на меня смотрят таким многозначительным взглядом — в этот раз было то же самое. На губах у меня начала расцветать улыбка, Генри тоже улыбнулся, а потом я рассмеялась. Ничего не могла с собой поделать, просто ничего. Я опустила взгляд на тротуар.
— Мне хотелось бы задать тебе последний вопрос, — сказала я.
— Последний? — переспросил Генри.
— В общем, я иду к себе домой, и ты идешь к себе домой, и я больше на тебя не работаю, так что да, это последний вопрос. И мне бы хотелось, чтобы ты был абсолютно честен, пусть даже ты думаешь, что сможешь причинить мне боль.
— Ладно, спрашивай.
Я попыталась придумать, как бы получше облечь это в слова.
— Какой, по-твоему, был у нас секс?
— Что ты имеешь в виду? — спросил Генри.
— Я имею в виду, хороший, плохой, средненький. Какой это был секс?
Генри поднял глаза к небу, пытаясь, вероятно, прочесть ответ в облаках.
