на крымском побережье основали свою колонию, Каффу, почти такую же крупную, как Севилья.
На южном побережье Черного моря высились горы Малой Азии, густо поросшие лесом. Они переходили затем в темные морские пески; здесь красовались древние греческие крепости, наполовину вросшие в скалы. За горами лежали равнины Анатолии, Персии, Сирии и шли караванные пути в Багдад и дальше на Восток. Именно расположение на окончании Шелкового Пути сделало Трапезунд сердцем Азии, более древним, чем Рим или Византия. Теперь же он оставался одиноким самоцветом в пустой императорской короне: последний незавоеванный форпост византийских греков.
Именно туда стремился парусник «Дориа» (некогда именовавшийся «Рибейраком») и галера «Чиаретти», порой шедшие бок о бок, порой обгонявшие друг друга. Ветра, всегда столь ненадежные в марте, дули по утрам в одном направлении, а после полудня ? в другом, благоприятствуя то паруснику, то галере.
Из них двоих путешествие галеры было, вероятно, более насыщенным. На ней по-прежнему трудились работники. ? Плотники и кузнецы ? уничтожавшие все следы ложных переборок в нижнем трюме. После Тофаны звуки пил и молотков затихли лишь ненадолго, чтобы Годскалк мог благословить их дальнейшее путешествие.
Пассажиры галеры не посетили эту мессу. Тягучие монотонные звуки, доносившиеся откуда-то с кормы, подтвердили подозрение команды: бородатый спутник принцессы Виоланты и впрямь оказался греческим священником, молившимся на свой манер.
Немного позднее на палубе появилась служанка; без единого слова она свернула шею курице, ощипала ее, выпотрошила, приготовила на небольшой переносной печурке и вновь скрылась с глаз.
Разумеется, никому из членов компании Шаретти и в голову не пришло пригласить принцессу к своему столу или просто для дружеской беседы.
Она не покидала отведенную ей каюту. Поздно вечером оттуда вышел священник, без единого слова прошел в кают-компанию, поклонился всем собравшимся там и там же молча, развернув тюфяк, улегся и заснул. Еще чуть погодя из-за занавески, служившей дверью в каюту, вышел евнух и уселся в коридоре, скрестив ноги. Изнутри некоторое время доносились женские голоса, говорившие по-гречески, и печальные звуки флейты.
Посреди ночи поднялся крепкий ветер, и пришлось будить матросов, чтобы те поставили новые паруса. Флейта уже давно затихла, ? так что тем более неожиданным показался внезапный крик, разорвавший ночную тишину. Николас тут же устремился на шум, но на полпути его перехватил невозмутимый Джон Легрант.
? Лекарь справится. Ничего смертельного.
? Замечательно, ? ответствовал Николас.
Глаза шотландца блеснули.
? Служанка вышла в коридор, а на нее налетел один из парней Асторре с незастегнутыми штанами. Вот видишь, что значит не позволить им сойти на берег в Модоне!
? И кто из двоих кричал? ? осведомился фламандец.
? Наемник, конечно. Она пырнула его ножом. Ничего страшного, по крайней мере, все не слишком серьезно… Асторре говорит, у этого парня и без того по свету рассеяно уже три десятка ребятишек…
? И Тоби взял все в свои руки, ? добавил Николас. ? Стало быть, у нас в запасе еще девяносто семь невредимых солдат. Ну, да кому нужны целые числа?
? Совершенство бы все испортило, ? подтвердил Джон Легрант. ? Пассажиры пыряют ножом членов команды, гребцы прячутся по норам, на борту два священника и свистулька, а впереди ? все турецкое войско. Это не корабль, а отделение скорбного дома!..
Совершенство и впрямь бы все испортило. Вспомнив о долге владельца судна, Николас посмурнел лицом и направился прямиком в каморку, отведенную Тоби, чтобы своими глазами увидеть несчастную жертву. Лекарь не стал уверять, что все будет в порядке, а лишь обреченно махнул рукой.
? Он выживет. Я никогда не слышал таких ругательств со времен Лионетто. Выучил четырнадцать новых слов. Ты женщину видел?
? Нет. Он ничего с ней не сделал?
Несостоявшийся насильник наконец прекратил ругаться и лишь издавал душераздирающие стоны.
? Да что с ней сделается?! ? возмутился Тоби. ? Вытерла нож об его же рубаху, как заправский мясник, и прямиком вернулась в хозяйкину каюту. Я еще боялся, что она того и гляди вернется вырезать ему почки. Ты сам извинишься за этого болвана? Или лучше мне?
? Ты устал, ? посочувствовал Николас. ? Столько новых ругательств выучил… Предоставь госпожу Виоланту мне.
Джон Легрант, явившийся вместе с фламандцем, хлопнул его по плечу.
? Вот это правильно. Она с тобой быстро разберется. Этой женщине палец в рот не клади. Она быстро тебя обрежет где надо, проштампует, бантиком завяжет ? и вылетишь из дверей, даже не касаясь ногами пола… Я заранее налью тебе выпить.
После таких слов все сочли бы его трусом, если бы он отложил извинения до утра. Пройдя на корму, Николас постучался в каюту принцессы.
Позже он не раз уверял себя, что не забыл постучать, ? хотя, конечно, архимандрит, не мог этого подтвердить, а евнух куда-то делся с порога. И потому, заслышав голос изнутри, Николас отдернул занавеску и вошел внутрь.
Стеклянная лампа не горела, и свет исходил лишь от жаровни рядом с кроватью. Отблески падали на подушки и смятые шелковые простыни, и на золотую корону трапезундской принцессы. Сама она стояла спиной к входу, в дальнем конце комнаты, и внимательно слушала пожилую служанку, которая наводила вокруг порядок. Сперва Николас слышал только этот ворчливый голос и видел лишь золотистые волосы принцессы, заплетенные в косу…
Затем занавеска опустилась у него за спиной, и, заслышав этот звук, Виоланта обернулась.
Ночное платье распахнулось, и воздух наполнился тонким ароматом. Во второй раз за этот день у Николаса перехватило дыхание. Не только лицо женщины, но и тело оказалось великолепным… Распахнутые полы шелкового халата не скрывали ничего, и он медленно проследил глазами, как падают тяжелые складки.
Служанка взвизгнула, завидев гостя, но Виоланта Наксосская осталась стоять с невозмутимым видом.
? Неужели я, как жена какого-нибудь торговца, должна прикрываться перед слугами? ? осведомилась она.
? Разумеется, нет, госпожа, ? поклонился Николас. Кровь гулко стучала в ушах, отдаваясь толчками во всем теле.
? Или ты был бы рад, ? продолжила принцесса, ? если бы я посчитала тебя не выше животных, не способных управлять собственными инстинктами?
? Я как раз явился просить прощения у вас и у вашей служанки за происшедшее, ? промолвил фламандец.
Он чувствовал, что бледнеет и краснеет попеременно, и призвал на помощь все свое здравомыслие, а затем вдруг осознал, что женщина в точности знала обо всем происшедшем на палубе: она слышала шум и догадалась, что скоро кто-то явится с извинениями. Наверняка она даже узнала его шаги. Николас перестал злиться сам на себя, когда понял это.
? Возможно, мне следует пригласить вашего священника, ? осведомился он.
? Зачем? ? поинтересовалась она. ? Разве этот мужчина умер, и Фрина нуждается в покаянии? Но обычно она не бывает столь неаккуратной.
? И этот раз не стал исключением, ? подтвердил фламандец. ? Я лишь хотел узнать, не нуждаетесь ли вы в чем-нибудь. Позвольте еще раз извиниться за недоразумение и пожелать вам доброй ночи. Простите, если я потревожил вас.
? Можете не сомневаться, ? послышалось в ответ, ? что вы ничуть меня не потревожили, ибо сие попросту невозможно.
Николас ушел, но какое-то время еще выжидал в темноте коридора, прежде чем смог натянуть на
