У Стация; потом он начал так:«В твоих словах мне все их лаской мило.28 Поистине, нередко внешний знакПриводит ложным видом в заблужденье,Тогда как суть погружена во мрак.31 В твоем вопросе выразилось мненье,Что я был скуп; подумать так ты мог,Узнав о том, где я терпел мученье.34 Так знай, что я от скупости далекБыл даже слишком — и недаром бремяНес много тысяч лун за мой порок.37 И не исторгни я дурное семя,Внимая восклицанью твоему,Как бы клеймящему земное племя:40 «Заветный голод к золоту, к чемуНе направляешь ты сердца людские?»[974] —Я с дракой грузы двигал бы во тьму.[975]43 Поняв, что крылья чересчур большиеУ слишком щедрых рук, и этот грехВ себе я осудил, и остальные.46 Как много стриженых воскреснет,[976] тех,Кто, и живя и в смертный миг, не чает,Что их вина не легче прочих всех!49 И знай, что грех, который отражаетНаоборот какой-либо иной,Свою с ним зелень вместе иссушает.52 И если здесь я заодно с толпой,Клянущей скупость, жаждал очищенья,То как виновный встречною виной».55 «Но ведь когда ты грозные сраженьяДвойной печали Иокасты пел,[977] —Сказал воспевший мирные селенья,[978] —58 То, как я там Клио[979] уразумел,Тобой как будто вера не водила,Та, без которой мало добрых дел.61 Раз так, огонь какого же светилаИль светоча тебя разомрачил,Чтоб устремить за рыбарем[980] ветрила?»64 И тот: «Меня ты первый устремилК Парнасу,[981] пить пещерных струй прохладу,И первый, после бога, озарил,67 Ты был, как тот, кто за собой лампадуНесет в ночи и не себе дает,Но вслед идущим помощь и отраду,70 Когда сказал: «Век обновленья ждет:Мир первых дней и правда — у порога,И новый отрок близится с высот».[982]73 Ты дал мне петь, ты дал мне верить в бога!Но, чтоб все части сделались ясны,Я свой набросок расцвечу немного.76 Уже был мир до самой глубиныПроникнут правой верой, насажденнойПосланниками неземной страны;79 И так твой возглас, выше приведенный,Созвучен был словам учителей,Что к ним я стал ходить, как друг исконный.82 Я видел в них таких святых людей,Что в дни Домициановых гонений[983]Их слезы не бывали без моей.
