Оказавшись на грани между дурнотой и экстазом, он прохрипел:
— Вы сказали, среднепрожаренный, не так ли?
Она улыбнулась ему, ее темные сливовидные глаза выражали уверенность, и кивнула. Оливия не промолвила ни слова. Она знала, что дополнительная притягательность, которую мог дать ее голос, была не нужна. У Романа все было написано на лице. Она часто видела такое выражение лица до этого. Таков был вид мужчины, который чувствовал, как ее шипы пронзали его сердце. Это был наиболее волнующий момент, который она знала, — момент, когда чувствуешь свою силу. То, что она хотела от мужчин, было не просто похотью. Мужскую похоть легко возбудить. Правильный взгляд, правильная поза — и можно зажечь любого из них. Чем Оливия наслаждалась, так это своей более полной властью. Полное завоевание. Мужчина должен быть готовым умереть за нее и считать себя осчастливленным, если ему давали такой шанс. Она не могла удовлетвориться ничем иным — только доведенной до уничижения преданностью мужчины. Но когда она получала это, она могла оставить его один на один с его мучениями.
Это не было игрой. Для Оливии это было жизненной потребностью. Как еще она могла быть по- настоящему уверенной в своей красоте?
Частью этого было ничего не давать взамен. Как закат или цветок, Оливия существовала, чтобы быть обожаемой. Это было ее правом. Совершенство требует поклонения и ничего не обещает. Она позволяла им смотреть на нее. Иногда приближенному мужчине, который был потенциально полезным, разрешалось прикоснуться к ней. Но ни одному мужчине она не отдала себя.
Оливия не была девственницей. То, что она делала, таило в себе свои опасности. Были мужчины, всего лишь несколько, доведенные до отчаяния, которые взяли грубой силой то, что она отказывалась им отдать добровольно. Акт взятия, как оказывалось, излечивал их, освобождая от привязанности. Оливия предпочитала забывать свои неудачи. Если бы она позволила себе думать о них, это могло бы разрушить ее уверенность.
В ее жизни должен быть постоянный мужчина. Она пришла к такому выводу в свой двадцать пятый день рождения. Это произошло, когда она наконец признала, что не станет прима-балериной. Балеринами восхищаются, их обожают безликие тысячи. Они позируют за стеной света, купаясь в поклонении. Когда ей было отказано в этом, она стала искать место, где красота, невиданная красота, ценилась бы больше, нежели простое мастерство.
Существовал рынок для того, что она могла предложить. Но это не будет длиться вечно — всегда были более юные девушки, чья юность была частью их багажа.
Ее груди были предупреждением. Их доблестная полнота, их нынешняя упругость, не требующая поддержки, ставили под угрозу будущую плодовитость. Остальное тело, построенное тщательно, как скульптура, ежедневно поддерживалось тяжелыми часами упорных занятий. Она понимала, что нельзя сохранить это на всю оставшуюся жизнь.
Придет день — где-то в ужасном будущем, — когда она будет просто красивой женщиной. У зрелости были свои ужасы. Оливии нужно защитить себя от этого дня, отловив достойного поклонника. Он должен быть мужчиной с физической красотой. Он должен быть оправой для ее бриллиантовой привлекательности — такой камень не может быть в обычной оправе.
При этом важно, чтобы мужчина был ее рабом. Он должен быть благодарен за любые милости, которыми она решит одарить его, и жаждущим все больше.
Оливия знала, что такой мужчина появится.
Она все распланировала. Первым делом она должна стать богатой или, по крайней мере, достаточно состоятельной, чтобы создавалась видимость богатства. Богатые мужчины покупают бедную красавицу, как свою игрушку. На богатых красавицах они женятся.
Роман был далеко не богач, но в нем был огонь. Казалось, что из всех мужчин, которых она знала, именно Роман достигнет богатства. Он может стать для нее пропуском в салоны богачей. Пройдя сквозь эти волшебные порталы, Оливия найдет своего мужчину.
— Картошки достаточно? — Роман использовал деревянные блюда вместо обычных тарелок.
— Она неплохо выглядит, чтобы ее съесть, — улыбнулась Оливия. Картошка была хороша. А вырезку она могла резать вилкой, и она нисколько не теряла вкуса. Маринад Романа превратил обычное филе в лучшее филе-миньон. Оливия не произнесла больше ни слова, пока ее блюдо не опустело.
— Это было божественно, — сказала она, затем помедлила, чтобы подумать над своими словами. Неужели? Да, так оно и было. Говорить нужные слова стало для нее таким естественным, что она часто сама верила в свои слова, даже когда они служили лишь для того, чтобы произвести эффект. На этот раз она говорила чистую правду. Еда, хотя и простая, была совершенной.
— Просто сказка. Да, если бы я смогла получить что-то в этом роде в «Макдональдсе»…
Роман собрал тарелки.
— Ну-ну, если я в самом деле могу соперничать с ним…
Она остановила его, положив ладонь на его руку.
— Нет, я серьезно. Вы помните, как Джорджио говорил о том, что настоящие деньги можно заработать в закусочных, а не в ресторанах высшего класса?
— Вы в самом деле думаете?…
— О закусочных? Где иначе за такую пишу можно получать хорошую прибыль? — Она наклонилась к нему. — Что за заведение вы хотели бы иметь, чтобы продавать такую еду?
— Заведение? Что-нибудь простое. У меня было бы все просто, если бы я занялся быстрым обслуживанием. И одна фиксированная цена, и мало выбора.
— Поэтому, например, танцовщик…
— Или студент…
— Любой, кто живет на зарплату…
— Будет точно знать, что он потратит.
— Дешевый «Макдональдс?»
— Да, для молодых одиноких людей. Бифштексы, картошка, вино и пиво. Мы ограничим по весу бифштексы, но жареной картошки они будут есть, сколько захотят.
— Пиво бокалами.
— Вино — тоже. Та же цена. Одна фиксированная цена на бифштексы и картошку, а другая фиксированная цена за бокал чего угодно.
— Это сработает, — сказала она с воодушевлением.
— Да, может быть. Если бы у меня были деньги для начала…
— Сколько?
— Я… я не знаю. Дай-ка я возьму карандаш и бумагу.
Они провели остаток вечера, занятые подсчетами. Роман поставил музыку. Не ту музыку, которая могла бы понравиться пришедшей на свидание девушке, — она не была его девушкой. Это было партнерство в мечте. Однако, хотя Роман с энтузиазмом предавался мечте, он все же чувствовал ее запах и ее красоту. Ему все же до боли хотелось приподнять шелк ее блузки, чтобы просто взглядом насладиться красотой, которую она скрывала.
Оливия не позволяла ему забыться. Она нежно, но постоянно напоминала ему о себе. Прикосновение ногтем к его руке, «случайное» легкое касанье грудью его плеча, когда она наклонялась над ним, чтобы посмотреть его расчеты. Глубокий, но деликатный зевок, по мере того как вечер приближался к концу…
Роман все еще бурлил внутри, как встряхнутая бутылка шампанского, пока он вез ее домой. Вечер был таким прекрасным, что он даже не пытался ее поцеловать.
Он не хотел натолкнуться на ее отказ — ничто отрицательное не должно вторгнуться в их отношения.
Оливия вышла из машины и наклонилась к стеклу.
— Еще одна вещь, — прошептала она.
— Да? — Роман потянулся к ней.
Оливия поднесла два пальца к его подбородку, приподняла его и притронулась к его губам своими губами. Ее язык коснулся его рта — едва-едва, затем она отпрянула и взбежала по ступенькам.
У него есть потенциал, у этого Романа. Оливия знала ценность обещаний, особенно тех обещаний, которые она вряд ли когда-нибудь выполнит.
