– Вениамин Волков?.. Подожди, я, кажется, его знаю.
– То есть? Ты что, знакома с ним? Лично знакома?
– Был такой комсомолец в городе Тобольске, очень давно, четырнадцать лет назад, – кивнула Лена.
Гоша выхватил из кипы бумаг на своем столе какой-то яркий музыкальный журнал, нервно пролистал его и сунул Лене под нос огромную, на разворот, цветную фотографию.
С фотографии улыбались мужчина и женщина. Мужчина – лысеющий блондин с бледно-голубыми глазами и худым лицом. Женщина – кареглазая красотка лет сорока, с волосами цвета спелой пшеницы.
– Ну? Это он? – затаив дыхание, спросил Гоша.
– Да, это Веня Волков. Только постарел и полысел, – рассеянно ответила Лена.
Она не могла оторвать взгляд от лица женщины. Что-то смутно знакомое было в этом холеном, чистом, идеально правильном лице. Что-то смутно и неприятно знакомое.
– А кто эта женщина?
– Жена его и совладелица концерна, Регина Градская. Слушай, Лена, значит, ты была лично знакома с самим Волковым, когда он еще жил в Тобольске?
– Гоша, я была знакома с множеством людей по всему бывшему Советскому Союзу. Я ведь не вылезала из командировок. А ты случайно не знаешь, чем занимается его жена, кто она?
– Я же сказал, она – совладелица концерна «Вениамин». Зачем ей еще чем-то заниматься? Вроде она врач или экстрасенс, типа Кашпировского. Какая разница? Ты что, ее тоже знаешь?
– Нет. Ее не знаю. Показалось, что видела где-то… Улыбка знакомая.
– Слушай, ты можешь мне рассказать о Волкове все подробно, каким он был тогда, о чем вы разговаривали?
– Попробую, если тебе так интересно.
– Ты не представляешь, какой можно материал забацать! Это же эксклюзив! Как ты думаешь, он тебя помнит?
– Вряд ли, – пожала плечами Лена, – столько лет прошло… Это был 1982 год. Конец июня.
У Регины не выходили из головы несколько фраз, которые недавно, в гипнотическом подсознательном бреду, произнес Веня.
– Она могла бы меня спасти. Если бы она не оттолкнула меня тогда, я пошел бы за ней куда угодно, я сумел бы победить свой голод. К ней я чувствовал что-то совсем другое, новое, странное для меня, но, вероятно, нормальное для других. Я чувствовал к ней нежность, мне было за нее страшно, мне не хотелось терзать и топтать. Я любил ее. И не могу забыть. Но я не был ей нужен.
– Кто? О ком ты? – удивленно спросила Регина.
– Я о Полянской… – тихо ответил он, не выходя из гипнотического сна.
– Но ты был знаком с ней всего неделю. Это было страшно давно. Чем же она лучше других?
– Не знаю… Я мог бы стать с ней нормальным мужчиной.
– Почему?
– Она не врала и не фальшивила. В ней не было кокетства. Я любил ее – как мужчина, а не как зверь.
– А разве та первая девочка, Таня Костылева, врала и фальшивила? – осторожно спросила Регина.
– Нет. Теперь я знаю, что нет. Но тогда я был юным идиотом, тогда я не верил никому, кроме своего голода.
– Я научила тебя побеждать голод… – тихо напомнила Регина.
– Да. Но она тоже могла бы меня спасти. Раньше. И по-другому. Она спасла бы меня как-то иначе, чем ты.
– Ты бы убил ее в конце концов, как остальных. Только я научила тебя утолять свой голод, не убивая.
– Да… Только ты…
Потом был обычный припадок, которым всегда заканчивался сеанс.
Регина не стала напоминать ему о словах, сказанных под гипнозом. Но сама забыть их не могла.
В течение всей их совместной жизни вокруг была масса красоток экстра-класса: фотомодели, манекенщицы, певички. Но Регина была спокойна за своего мужа. Он не стал бы спать с другой женщиной. Она внушила Вене, что любую другую он может убить. А этого он боялся больше всего на свете.
У нее не было повода ревновать еще и потому, что Веня сидел на гипнозе, как на игле. Он не мог существовать без этих сеансов, а стало быть, полностью, всей душой – в буквальном смысле слова – зависел от Регины.
И тут, через много лет, оказывается, что была в его жизни обычная, человеческая, а не звериная любовь. Было такое острое и сильное чувство, что он действительно мог бы избавиться от своего психического недуга – без Регининой помощи. Конечно, никакая нормальная баба не согласилась бы жить с ним, узнай она про его подвиги. Эта умница Полянская заложила бы его первому встречному менту и чувствовала бы к нему только ужас и отвращение.
Она нормальна до тошноты. Она не мыслит жизни вне рамок бездарной общепринятой морали. Но именно к ней, к этой банальной пресной кукле, было обращено единственное в Вениной жизни здоровое мужское чувство. Обращено безответно…
Не Регине, которая всю себя вложила, чтобы сделать из него то, чем он стал сейчас, досталась первая и последняя Венина любовь, а этой ментовской женке, сучке, гадине…
Впервые за много лет в ней проснулась настоящая, глубокая и мрачная ревность. Но она справилась с этим глупым, ненужным чувством. Она была уверена, что справилась… Дело не в том, что когда-то Веня был влюблен в Полянскую и теперь вдруг, совсем некстати, стал вспоминать о своей единственной здоровой человеческой любви. Дело в том, что любовь эта – самый опасный и самый активный свидетель. Каждый ее шаг чреват серьезными проблемами – и для Вени, и для Регины, а главное – для Концерна.
Глава 15
Лиза долго не могла уснуть. Лена рассказывала ей, как они с бабой Верой поедут за город, в дом отдыха, будут гулять по лесу, дышать свежим воздухом и смотреть, как приходит весна.
– Кто такой домодых? – спрашивала Лиза.
– Это дом, который стоит в лесу, в красивом месте. Туда приезжают отдыхать, – объясняла Лена.
– А ты с нами поедешь?
– Мы поедем все вместе, с тетей Олей на машине. А потом за вами приедет папа.
– Я хочу, чтобы ты в домодыхе жила с нами. Я хочу с тобой.
– Лизонька, вы там с бабой Верой поживете совсем недолго. А я поработаю.
– Зачем?
– Чтобы у нас были деньги и мы могли бы летом поехать к морю.
– Я не хочу к морю, я хочу с тобой и с папочкой. Скоро папочка вернется?
– Да, малыш, папочка вернется скоро. Ты уже решила, какие игрушки возьмешь с собой в дом отдыха?
Лиза молнией выпрыгнула из кроватки, подбежала к ящику с игрушками, стала деловито вытаскивать их одну за другой, приговаривая:
– И тебя возьму, слоник, и тебя, собачка, и всех кубиков возьму. Вот эту большую машину, и кукольную коляску… Ты, куколка, не плачь, я тебя тоже возьму в домодых…
Только в половине двенадцатого Лиза закрыла глаза. Но даже во сне она продолжала бормотать:
– Мамочка, я хочу с тобой и с папочкой… Поехали в домодых все вместе, ну пожалуйста…
Тихонько сложив назад в ящик раскиданные игрушки, Лена подумала, что все они очень большие, громоздкие – и плюшевые звери, и куклы. Брать их с собой неудобно. Для поездки лучше купить что-нибудь маленькое, компактное. Все равно ведь завтра утром она собиралась отправиться с Лизой в магазин. К весне ножка у ребенка выросла на целый размер, нужны новые ботиночки, и колготки, и куча всяких мелочей.
По шестому каналу начался «Дорожный патруль». Лена включила чайник, забралась с ногами на кухонный диван, закурила и, не глядя на экран, рассеянно слушая закадровый голос диктора, думала о делах на завтра. Магазины и уборка днем, вечером прилетает Майкл. По телефону он спросил, нельзя ли две ночи
