– Хорошо, Веня, – согласилась она, – только у меня к тебе одна просьба. Майкл не должен догадаться о том, что мы… что у нас с тобой намечается роман.
– Да, конечно, я буду вести себя как твой старый, добрый знакомый или сослуживец. Как захочешь, так и буду себя вести. К которому часу мне подъехать?
– К двенадцати. Мы спустимся во двор. Спасибо тебе.
«Все это очень странно, – подумала Лена, положив трубку, – жены Волкова нет дома. Это не значит, что она была здесь и пыталась открыть дверь. И все-таки дома ее нет. А Волков ведет себя так, словно действительно влюблен. Он готов возить по Москве незнакомого американского профессора ради того, чтобы провести со мной рядом несколько часов. Что ж, вполне разумно – изображать влюбленность, быть рядом и не спускать глаз. Но, с другой стороны, он ведь очень занятой человек. У него наверняка есть возможность приставить ко мне профессиональных наблюдателей. А он действует на пару с женой. Зачем же им самим трудиться? Неужели информация, которой я владею, настолько опасна для них, что они ни к кому не могут обратиться за помощью? При их-то деньгах и связях? И почему, владея столь опасной информацией, я до сих пор жива? Если они действуют вместе, зачем она пыталась сегодня проникнуть в квартиру? Он звонил весь вечер и знал, что меня нет дома… Ведь не приснилось же Майклу, что кто-то пытался открыть дверь? А если не она, то кто?
Нет, я не разгадаю этот ребус, пока не узнаю, что же происходило в Тобольске четырнадцать лет назад. Что такое мы видели, но не заметили? Возможно, за Волковым тянется из тех лет какая-нибудь грязная криминальная история. И мы трое стали косвенными свидетелями. Митя видел больше всех, Ольга могла вообще ничего не заметить, а я… Вот меня сейчас и проверяют «на вшивость» – что я помню, что видела, связываю ли Митину смерть с той давней, непонятной историей. Митя все вспомнил, понял, пришел с этим к Волкову – возможно, если бы он решился на шантаж, остался бы жив. Или нет? В любом случае он выложил то, что вспомнил. И его убили. Не просто, а с инсценировкой. Здесь вообще все непросто, голова идет кругом.
Из всего этого следует, что они ни в коем случае не должны знать, куда именно я улетаю завтра ночью. Это во-первых. А во-вторых, мне надо продолжать игру, предложенную Волковым».
В том, что это игра, Лена не сомневалась ни на секунду. Ей было очень страшно, страх мешал думать. Возможно, она поступает неправильно. Надо позвонить Сереже и попросить вернуться раньше. Она не справится с этим одна. И никто не поможет. У кого еще искать защиты, как не у собственного мужа? Но убить могут и при нем. Если захотят – убьют. Значит, пока не решили? И есть надежда… А может, Ольга права, сумасшедший Волков воспылал страстью, его жена боится потерять его вместе с огромными деньгами и пытается предотвратить роман, который еще не успел начаться? Митя и Катя здесь вовсе ни при чем? А она, Лена, пытается ухватить за хвост некую призрачную историю, которой вовсе не было. Она гоняется за призраком. Или призрак – за ней?
– Ну, ты надымила! – прошептала Ольга, выскользнув из ванной в Ленином старом халате. – У тебя есть увлажняющий крем?
– В спальне, на туалетном столике.
– Слушай, хватит тебе ломать голову! – Ольга уселась на табуретку напротив Лены и вытянула из пачки сигарету. – Расскажи Волкову про художества его драгоценной супруги. Скажи: милый, я так люблю тебя, но твоя злодейка женушка пытается меня убить; милый, мне страшно, защити меня!
– Ага, он защитит! – усмехнулась Лена. – Он та-ак защитит… Оль, у меня к тебе просьба. Если кто- нибудь, под любым предлогом, попытается выведать у тебя, где я, пожалуйста…
– Эй, Полянская, – возмущенно перебила ее Ольга, – ты за кого меня держишь?
– Прости, не обижайся. Я так устала…
– Я серьезно тебе советую рассказать все Волкову. В любом случае ты увидишь его реакцию и что-то прояснится. Хотя, на мой взгляд, все и так ясно. Я вспомнила сейчас, как у него, бедного, четырнадцать лет назад от волнения пошла кровь из носа, он так страдал из-за тебя, так переживал. – Ольга усмехнулась. – А знаешь, я до сих пор не переношу вида крови. Если кто-то из моих мальчишек разбивает коленки, мне плохо делается.
– Да, на нем был белый свитер, – медленно проговорила Лена, – и бурые пятна крови…
Перед тем как лечь спать, Лена поставила будильник на девять утра. Ей надо было позвонить соседям из квартиры напротив. Хозяин боксера Гарри обычно уходит на работу в половине десятого.
Для того чтобы пройти в отделение кардиологии, Мишане Сичкину пришлось долго уламывать сначала лечащего врача, потом заведующего отделением.
– Галину Сергеевну нельзя тревожить, – упорствовала лечащий врач, – она в тяжелом состоянии, инфаркт, знаете ли…
– Но ведь ее уже перевели из реанимации?
– Перевели, – кивнула врач, – но после разговора с вами она может запросто вернуться туда. Вы ведь будете говорить о смерти ее сына?
– Я обещаю, что разговор не затянется.
– Достаточно нескольких слов на эту тему, чтобы состояние больной ухудшилось.
– Думаю, оттого, что убийца гуляет на свободе, ее состояние не улучшается, – мрачно заметил Мишаня.
– А вот это ваши трудности, – презрительно фыркнула врач.
– Я не возьму на себя такую ответственность, – разводил руками заведующий отделением, – это должна решать лечащий врач. У нас не принято…
В шикарном закрытом госпитале были свои законы, особенно для платных больных. День пребывания здесь стоил около полутора миллионов, и за эти деньги персонал обеспечивал больным покой и неприкосновенность. А в результате Мишаня Сичкин никак не мог допросить мать погибшего Юрия Азарова, у которой случился инфаркт, когда она узнала о смерти единственного сына. Тянуть больше нельзя было. И Мишаня пошел на крутые меры. Вежливо отстранив лечащего врача, он решительно направился к палате, в которой лежала Галина Сергеевна.
– Вы за это ответите! – неслось ему вслед. – Я буду жаловаться вашему начальству!
Но Мишаня уже входил в палату.
– Я все ждала, когда же кто-нибудь из милиции придет, – проговорила, приподнимаясь на локте, полная бледная женщина лет шестидесяти.
– Вы хотя бы халат наденьте, – влетев в палату вслед за ним, потребовала врач.
– Дадите – надену, – улыбнулся Мишаня.
Через минуту явилась молоденькая сестричка с хрустящим белоснежным халатом.
– Ваш сын часто бывал у вас? – спросил Мишаня, когда они остались наконец вдвоем в уютной отдельной палате.
– Он навещал меня иногда раз в неделю, иногда раз в две недели, это зависело от его занятости.
– А гостей приводил?
– Редко. Обычно он приходил один. Он отдыхал у меня. А если приводил кого-то, то всегда предупреждал, мол, мама, у меня секретное совещание. В общем, если он приходил не один, значит, хотел поговорить спокойно о чем-то важном.
– Когда он был у вас в последний раз?
– Да вот как раз за два дня до той перестрелки, ну, в ресторане. Знаете, он пришел с каким-то парнем. Он еще шепнул мне на ухо, мол, мама, секретное совещание с тайным агентом. Так, вроде в шутку, но предупредил. Меня, в общем, и предупреждать не надо было, я и так никому о его встречах не рассказывала. У них же в эстрадном мире такие интриги, настоящее болото.
– Галина Сергеевна, – осторожно перебил ее Мишаня, – пожалуйста, если можно, расскажите подробней об этой встрече.
– Они закрылись в комнате и о чем-то беседовали больше часа. Я вошла один раз, принесла им чай. Я слышала обрывок разговора, но ничего не поняла. Вероятно, молодой человек тоже как-то связан с музыкой. Они говорили о раскрутке, о компакте… Знаете, это их профессиональные термины.
– Юрий не называл его по имени?
– При мне – нет.
