Ольга Синицына была удивительно похожа на своего покойного брата, которого Сичкин видел только на фотографии и знал по описаниям свидетелей. Глядя на высокую, царственно-красивую блондинку, Мишаня вдруг ясно представил себе Митю Синицына, такого же светловолосого, голубоглазого, с такой же радостной широкой улыбкой.
– Значит, вы войдете в «Windows» и найдете файл, который называется «Rabbit». Написать или запомните?
– Запомним, – кивнул Мишаня, – кролик по-английски.
– Еще Лена просила, чтобы вы не забыли выйти из «Windows», прежде чем выключать компьютер. И чтобы ничего там не напутали.
– Да уж, постараемся, – хмыкнул Иевлев.
– Точно не напутаете? Ленка вообще-то хотела, чтобы я поехала с вами и проконтролировала, как вы будете влезать в ее компьютер. Но я никак сейчас не могу. А вам ведь срочно надо.
– Оля, не волнуйтесь, мы справимся.
– Влезать к человеку в ноутбук – это все равно что в душу, – улыбнулась Ольга, – я бы никого не пустила. Ключ потом мне сюда завезете? Я буду на работе до восьми вечера.
– Обязательно, – пообещал Сичкин.
Когда они уже шли к машине, их догнала юная секретарша в туфельках и сказала своим тоненьким голоском:
– Ольга Михайловна просила, чтобы вы кактусы полили.
– Польем, – кивнул Иевлев, – скажите Ольге Михайловне, чтобы не волновалась. Кактусы польем непременно.
…Войдя в пустую и тихую квартиру, Мишаня первым делом снял телефонную трубку и, набрав номер дежурного, проверил, сработала ли сигнализация.
– Так не включали ее, товарищ майор, – сообщил дежурный.
– Вот растяпа, – выругал Лену Сичкин, – чтоб тебе там икалось в Сибири.
В файл «Rabbit», кроме Митиных текстов, Лена внесла еще и оба письма – от Слепака и от матери старшего лейтенанта Захарова.
Иевлев даже присвистнул:
– Оказывается, Слепак писал стихи! Это ж надо!
Мишаня включил маленький струйный принтер и распечатал все, что было в файле, в трех экземплярах.
– Хоть бы записочку оставила, – покачал головой Мишаня, – при чем здесь этот Захаров? Не вижу связи. Кроме времени и места… Но Слепак жил в Тюмени, и судили его там. А Захаров этот, судя по адресу, из Тобольска.
– Там должна была работать большая объединенная бригада, – задумчиво произнес Иевлев. – Убийства были в нескольких городах. И в Тобольске тоже. Так что бригада была большая, Миша. И Захаров вполне мог в нее входить. Слушай, а где кактусы? – вспомнил он и огляделся. – Не вижу никаких кактусов.
– Они в детской. Хорошо, что ты вспомнил.
– Между прочим, – сообщил Иевлев, осторожно поливая сухую землю в горшке под большим, извилистым растением, покрытым длинными желтоватыми колючками, – между прочим, я кактусы терпеть не могу. Я в детстве с бабушкой жил. У нее все подоконники были в этих ботанических уродах. Однажды такая вот колючка вонзилась мне глубоко под ноготь. Даже в Филатовскую пришлось ехать, в детскую «неотложку». До сих пор помню. И зачем они их в детской держат?
– Ты посмотри повнимательней, – Мишаня осторожно тронул большой огненно-красный цветок с тонкими светящимися лепестками, – вот этот, как ты выразился, ботанический урод называется «Венец Христа». Он цветет один раз в три года, всего одним цветком, таким вот красным, огромным. Видишь, он светится и дышит. Только живет совсем недолго – дней пять, не больше.
– А ты, оказывается поэт, Миша, – усмехнулся Иевлев.
– Я сам иногда себе это говорю. А кактусы я люблю. Моя бабушка тоже их разводила. Только я не трогал их, когда был маленький. И они меня не кололи.
Лена уснула только под утро. Ей приснились Лиза и Сережа. Сон был таким ярким и счастливым, что не хотелось просыпаться. На залитом солнцем песчаном пляже Лиза играла с огромным лимонно-желтым мячом. Сережа выходил из моря, загорелый, улыбающийся. Он подхватил Лизу, усадил ее на плечи. «Папочка, мяч!» – закричала Лиза. Мяч покатился очень быстро, зазвенел так пронзительно, что Лена открыла глаза.
Телефон на тумбочке у кровати прямо-таки надрывался.
– Лена, я уже испугался, ты так долго не брала трубку, – услышала она голос Майкла, – я разбудил тебя?
– Нет. Все в порядке, доброе утро. – Она взглянула на часы. Было десять.
– Доброе утро. А вот у меня не все в порядке. Я собрался бегать, полез в сумку за кроссовками и обнаружил, что кто-то рылся в сумке.
Остатки сна как рукой сняло. Лена резко села на кровати.
– Что-нибудь пропало? – спросила она.
– Ничего, кроме банки талька. Вероятно, рылись вчера, пока мы ездили по городу. Но я не заглядывал в сумку вечером. Все, что было нужно, я достал еще днем. А сегодня полез за кроссовками, они лежали на дне. Хорошо, что вчера я взял с собой бумажник.
– Подожди, ты сказал, пропала банка талька?
– Да. Английский тальк, фирмы «Лайтстар». Большая жестяная банка, под старину. Я много лет пользуюсь именно этим тальком. Надо сообщить администратору.
– Обязательно. У меня в сумке тоже кто-то рылся. Но ничего не пропало. Вообще ничего. Сейчас я быстро умоюсь, и мы спустимся вниз.
– Да, я сегодня бегать уже не буду.
Прежде чем спуститься вниз, Лена набрала Сашин номер. Он тут же взял трубку.
– Что пропало? Банка с тальком? – спросил он, выслушав Лену. – Тальк – это такой белый порошок, им ноги и подмышки посыпают?
– Именно. Тонкий белый порошок.
– Понятненько… Ладно, к администратору вы сходите, а я подъеду через полчаса.
Администратор, молодая полная дама в строгом костюме, со взбитыми, как сливки, и вытравленными до белизны волосами, долго не могла понять суть их претензий.
– У нас первая такая жалоба, – говорила она, – и потом, ничего ведь не пропало. Я понимаю, если бы деньги или драгоценности. Но ведь в гостиничных правилах черным по белому написано: за ценности, оставленные в номерах, администрация ответственности не несет, по-русски и по-английски написано. А банка талька – не такая уж ценность. И вообще, ваши вещи уже были распакованы, вы что-то успели достать, переложить. Почему вы думаете?.. Какие у вас есть основания?..
В холл вошел Саша. И администраторша почему-то тут же замолчала.
– Спроси ее, где находится кабинет директора, – раздраженно сказал Майкл, – я не собираюсь это так оставлять. Банка талька стоит всего пятнадцать долларов, но мне неприятно жить в гостинице, где копаются в моих вещах. Я объездил больше двадцати стран. Такого нигде еще не было.
Лена перевела. Администраторша смотрела на нее ненавидящими глазами.
– Скажите своему иностранцу, что нет никаких доказательств. Никто не знает, как там лежало барахло в сумках, его и ваше. Этот свой тальк он мог забыть в Москве или где-нибудь еще, – прошипела она сквозь зубы. – А кабинет директора – третья дверь налево, по коридору. Но он будет после обеда.
– Хорошо, – кивнула Лена, – мы зайдем после обеда. Но зайдем обязательно. Мы ничего не придумали. Зачем нам придумывать? Но согласитесь, неприятно, когда кто-то роется в ваших вещах, в нижнем белье.
– Девушка, я вас понимаю, – немного смягчилась администраторша, – но если бы у вас или у него пропало что-нибудь ценное, мы бы проверили горничных вашего этажа, поговорили бы с дежурными. А так, из-за банки талька… Не понимаю!
– Сегодня мы опять уходим на целый день, – не унимался Майкл, – где гарантия, что это не
