Он приоткрыл глаза и увидел над собой два лица – кукольное, тонко подкрашенное лицо Регины и круглое, мягкое, в очках, лицо незнакомого пожилого мужчины.
Ему было больно выдергивать себя из сна, он сразу попадал из теплого цветного мира в тусклый, ледяной, черно-белый кошмар. У круглолицего профессора-отоларинголога были сухие шершавые руки. Он щупал шейные железы, заглядывал в горло.
– Заглоточного абсцесса я не вижу. Горло воспаленное, но не сильно.
– То есть, ангину вы исключаете? – уточнила Регина.
– Ну какая ангина? Грипп, самый обыкновенный, со всеми вытекающими опасностями. Будем надеяться, до осложнений у нас не дойдет. Но я бы не отказывался от антибиотиков. В любом случае требуется всестороннее обследование. Обязательно пригласите кардиолога.
– Да, – кивнула Регина, – я думаю, вы правы. Спасибо, доктор. Мой шофер отвезет вас куда прикажете.
Она протянула ему сто долларов.
Услышав звук мотора отъезжающей машины, она вернулась в спальню, достала из тумбочки упаковку с одноразовым шприцем и картонную коробку с большими ампулами, наполненными прозрачной бесцветной жидкостью. Подпилив алмазной пилкой горлышко ампулы и надломив тонкое стекло, она порезала палец. Порез был неглубоким, но сильно кровоточил. Пришлось аккуратно поставить открытую ампулу на тумбочку и выйти в ванную. Там, в шкафчике, была перекись водорода и йод.
Когда она вернулась в спальню, Веня сидел на кровати, держа двумя пальцами вскрытую ампулу и рассматривая ее на свет.
– Почему нет никакой маркировки? – спросил он.
– Я вижу, тебе уже лучше? – радостно улыбнулась Регина.
– Да, мне лучше. Что ты мне колола все это время?
– Антибиотики, витамины.
– Больше не надо никаких лекарств. И специалистов не надо. И вообще, прекрати делать из меня тяжелобольного. Принеси мне телефон.
– Как скажешь, солнышко.
Лена свернулась калачиком под своей курткой и попыталась уснуть. Она не знала, который час, ее часы пропали. Наверное, порвался кожаный ремешок, когда надевали наручники. За крошечным окошком был виден только кусок неба, уже сильно посветлевший за это время.
«Теперь я почти все знаю, – думала она, – а что толку? Даже если произойдет чудо и выберусь отсюда, ничего нельзя будет доказать. Я не понимаю, зачем понадобилось Регине Градской так рисковать? Ради чего? Она что, смертельно влюбилась в Веню Волкова? Или она решила приручить чудовище, чтобы с его помощью стать красивой и богатой? Пластическая операция в швейцарской клинике стоит безумных денег. Но у нее достаточно мозгов и энергии, чтобы заработать их самостоятельно, без помощи монстра. Она ведь рисковала не только когда заметала следы и подставляла несчастного Никиту Слепака. Она рисковала все эти годы, живя с Волковым, ложась с ним в постель. Или все-таки она сумела вылечить его?
А Митя Синицын? Почему только через четырнадцать лет он заговорил об этом? И с кем? С самим Волковым! Да, он лишь догадывался, подозревал, но точных доказательств у него, вероятно, не было».
Лена представила себе, как мучился Митя, принимая решение – что делать ему со своими догадками и подозрениями. Он не мог промолчать и забыть. Сначала решил заняться шантажом, но стало противно. Вероятно, он нашел способ встретиться с Волковым наедине и задал ему прямой вопрос: «Ты убийца ли нет?» Зная Митю, можно себе представить это. Ему казалось, что он поступает правильно, благородно, что нет другого варианта. И чего он добился?
«А как поступила бы я на его месте? – спросила себя Лена. – Впрочем, в данный момент я как раз на его месте. Сейчас я знаю значительно больше, чем знал Митя, когда пришел к Волкову. Но что толку? Я сижу взаперти, неизвестно где. И у меня только одна задача – выбраться отсюда живой, увидеть еще раз Лизу и Сережу. Это куда важнее для меня, чем торжество справедливости…»
Лена почти заснула, когда открылась дверь и на пороге возникли два молодых амбала.
– Вставай, пошли, – сказал один из них.
Лена зашнуровала сапоги, накинула куртку.
Они провели ее через полутемный коридор, в котором она ничего не успела разглядеть, кроме нескольких закрытых дверей. Потом поднялись по невысокой деревянной лестнице на второй этаж. Через минуту Лена оказалась в большой гостиной. Пол был покрыт светлым ворсистым ковром, в углу потрескивал огонь в стилизованном под английскую старину камине. Темно-вишневые тяжелые шторы плотно задвинуты. Перед низким журнальным столиком черного дерева, в белом кожаном кресле сидел рыхлый, круглый, совершенно лысый человек лет шестидесяти с добродушным курносым лицом.
– Здравствуйте, Елена Николаевна, – сказал он, – милости прошу, заходите, присаживайтесь.
– Здравствуйте, – эхом отозвалась Лена и, сделав несколько шагов, села в кресло напротив лысого.
Два амбала остались стоять в дверях у нее за спиной.
– Кофе? Чай? Или что-нибудь покрепче? – предложил лысый с вежливой улыбкой.
– Кофе, если можно.
Глаза у лысого были светло-карие, почти желтые, маленькие, лишенные ресниц.
– Давай-ка, Вадик, кофейку нам организуй, – кивнул он одному из амбалов. – Вы, Елена Николаевна, не переживайте, – обратился он к Лене ласково, даже как-то по-отечески, – я только задам вам несколько вопросов, мы с вами кофейку выпьем и расстанемся по-хорошему. Ну, конечно, с одним условием. Вы сами понимаете с каким. На мои вопросы надо отвечать очень честно, как на духу. Вы готовы?
– Да.
– Вопрос номер раз. – Лысый усмехнулся. – Кто такой Майкл Баррон?
– Майкл Баррон – гражданин США, профессор, историк, – произнесла Лена спокойно.
«Вот оно что! Они действительно приняли Майкла за кого-то другого. А Градская здесь ни при чем. Интересно, где сейчас Майкл? Хорошо, если Саша догадался отправить его в Москву…»
– Елена Николаевна, мы же договорились, что вы будете отвечать честно. – Лысый слегка поморщился.
– Мне незачем вас обманывать. Мистер Баррон – действительно профессор-историк, и для того, чтобы это выяснить, совершенно не стоило устраивать комедию с обыском в наших номерах и с моим похищением. Это так же очевидно, как то, что в красивой жестянке был тальк, а не наркотик.
Лысый тяжело, с одышкой, рассмеялся.
– Ну хорошо. Давайте продолжим. Зачем вы сюда приехали вместе с этим, как вы сказали, историком?
– Мистер Баррон изучает историю русской Сибири, он интересуется раскольниками и малыми народами Севера. А меня он нанял в качестве переводчика, так как сам по-русски не говорит.
– А что за молодой человек возил вас на «Москвиче?» – Глаза лысого стали совсем желтыми, зрачки сузились до точек.
– Нам нужен был шофер. Мы наняли первого попавшегося, он запросил совсем немного.
Амбал по имени Вадик бесшумно подошел к столику с подносом, на котором стояли две маленькие чашки и сахарница.
– Выпейте кофе, Елена Николаевна, и подумайте еще немного, – мирно предложил Лысый.
– А покурить можно? – спросила Лена.
– Да, конечно.
На столе появились сигареты «Парламент», зажигалка и пепельница. Лена, с жадностью отхлебнув горячего крепкого кофе, вытянула из пачки сигарету. Лысый любезно дал ей прикурить.
– Ну хорошо, а о чем вы так долго беседовали с двумя бабульками на Малой Пролетарской?
– Я навестила мать своего старого знакомого. Это давняя история.
– Я с удовольствием послушаю.
Лена спокойно выложила ему историю про стихи Васи Слепака. Кудряш слушал и думал о том, что на этот раз она говорит правду. Не всю, конечно, но правду. Он знал, киллер действительно когда-то писал стихи. Одно из его стихотворений было даже опубликовано в популярном молодежном журнале. Когда-то это
