Но сейчас он должен был выстрелить на бегу, сквозь ливень, в бегущего зигзагами незнакомого длинного человека. Он понимал, что может дорого заплатить за этот случайный выстрел, его вычислят, поймают. Современная криминалистика легко справляется с баллистическими задачками. Пуля выдаст его с головой, а оружие свое он ни за что не бросит… Однако гнев и брезгливость пересилили здравый смысл. Сколько еще детей закричит от ужаса и отвращения, увидев расстегнутую ширинку в темном подъезде?
Нет, никто больше не закричит. Никого больше эта мразь не напугает.
Бегущий невольно приостановился под темной аркой, всего на миг, чтобы опомниться, оглянуться. Совсем близко ударил гром, и Володя выстрелил. Человек дернулся, замер с раскинутыми руками, будто хотел взлететь, и медленно, тяжело рухнул.
– Ты только что проснулась? А кто звонил? – Федор поцеловал Веру в щеку.
– Это по работе, – ответила она, – мне придется уйти на час. Ты завтракал?
– Нет. Я сейчас сам все приготовлю. Ты пока собирайся. Соня, тебе сколько сделать гренок?
Следующий телефонный звонок застал Веру у раковины, с зубной щеткой во рту. Соня схватила трубку, опередив Федора. Она решила, это перезванивает Курбатов, чтобы спросить, как они с Верой узнают друг друга. Но в трубке был совершенно другой голос, незнакомый, глухой, очень официальный.
– Здравствуйте. Позовите, пожалуйста. Веру Евгеньевну Салтыкову.
– Минуточку…
Вера быстро прополоскала рот и взяла трубку из Сониных рук.
– Моя фамилия Завьялов. Я владелец издательства… Позапрошлой ночью Станислав Михайлович погиб. Похороны, вероятно, в понедельник.
– Простите, что вы сказали? Как погиб?.. Он был у меня позавчера вечером…
– У вас? – последовала короткая пауза. – Жена зарезала его ночью. Спьяну, кухонным ножом.
– Нет, – тихо и твердо сказала Вера, – этого не может быть. Вы что-то путаете.
– Я понимаю, для вас это шок. Трудно сразу поверить. Вы со Станиславом Михайловичем старые друзья. И все-таки это правда. Очень сожалею… Я позвоню вам завтра, скажу точно, когда и где кремация. И вот еще… – опять короткая пауза, – я встречался со следователем, он спрашивал, где Стас провел вечер накануне. Никто не знал. Вам могут позвонить из прокуратуры, хотя следствие – чистая формальность. Там все ясно. Кроме Инны, этого никто не мог сделать.
– Но почему? – выдохнула Вера. – За что?
– Они хотели разводиться, ругались постоянно, она претендовала на квартиру. Много выпила и сама не помнит, как убила. Спящего.
Горло у Веры сдавил спазм, она пробормотала «простите» и положила трубку.
Соня испуганно смотрела на нее.
– Что случилось? Ты вся белая.
– Стас… – прошептала Вера.
– Ну где вы? Завтрак готов. – Федор появился на пороге кухни, в фартуке Надежды Павловны, с большим ножом в руке. – Кто звонил? В чем дело?
Вера смотрела на него, как будто видела впервые, не понимала, зачем здесь этот чужой, совершенно посторонний человек, почему на нем мамин старый фартук с синими петухами, а в руках – большой кухонный нож. Она как-то машинально обняла Соню, словно хотела на миг почувствовать живое знакомое тепло, потом, ни слова не говоря, ушла в свою комнату и закрыла дверь.
– Соня, что с ней, не знаешь? Кто звонил? – спросил Федор, когда они остались вдвоем в прихожей.
– Не знаю, – пожала плечами Соня, – может, что-то с работой?
Она прекрасно поняла, работа здесь ни при чем. Что-то случилось со Стасом Зелинским. Что-то очень нехорошее. Может, заболел тяжело? Однако обсуждать это с Федором совсем не обязательно.
А он уже стучал в запертую дверь Вериной комнаты.
– Вера, открой, что случилось?
Вера натягивала на себя первое, что попалось под руку, джинсы и какую-то майку. Ей хотелось скорее уйти, убежать куда-нибудь, побыть одной. Ни с кем не разговаривать. Просто невозможно было произносить вслух страшные, дикие слова, объяснять, обсуждать…
Случайно бросив взгляд на письменный стол, она вспомнила про факс. Надо встретиться и отдать. Человек ждет, для него это важно. Она обещала. Сложив бумажку с чешским текстом, она сунула ее в карман джинсов.
– Федор, вы не трогайте ее сейчас, если она нервничает, ее не надо трогать. Пойдемте завтракать. Она сама потом все объяснит, – спокойно, по-взрослому говорила Соня.
– Нет, я так не могу. Я должен знать. – Он не отходил от двери. – Вера, открой. Что за дела? Кто звонил? Ты обиделась на меня, что ли?
– Да вы здесь при чем?! Оставьте человека в покое. Неужели не понимаете? – рассердилась Соня. – И вообще, я есть хочу.
На кухне громко, с жалобным звоном хлопнуло открытое окно. Мотя завыл и, поджав хвост, кинулся в ванную. Стало совсем темно, вспыхнула молния, ударил гром.
– Куда ты сейчас пойдешь? Гроза! – не унимался Федор.
На Соню он не обращал внимания. Дверь открылась.
– Федя, ты прости меня, мне надо уйти, – тихо сказала Вера, – ты можешь остаться здесь, позавтракать с Соней, а потом – как хочешь. Она спокойно побудет дома одна.
– Я пойду с тобой, – заявил он, – я не могу отпустить тебя одну в таком состоянии.
– Нет! – выкрикнули хором Вера и Соня.
Он переводил взгляд с одной на другую. Возникла неприятная, напряженная пауза. Первой нашлась Соня.
– Пожалуйста, останьтесь со мной, я не люблю быть одна… И Верочка обещала, что мы сегодня пойдем в зоопарк, а ей позвонили из той фирмы…
– Из какой фирмы? – быстро спросил Федор.
– Из той, для которой она переводит. Ну, это организация такая… экологическая, «Гринпис». Вы же знаете. А мы собирались в зоопарк… Там открыли новую часть, обезьян привезли, а я так давно не была… Вот, давайте с вами вместе сходим.
Соня тараторила не замолкая, сочиняла на ходу. Вера тем временем надела туфли, взяла сумку, открыла дверь.
«Может, надо было взять с собой Соню? Ей не нравится Федор, ей будет с ним неуютно вдвоем, а мама вернется с работы не скоро… Но там гроза. Соня может простудиться. Если они уйдут вдвоем с Соней, он непременно кинется провожать… ему нельзя встречаться с этим Курбатовым, нельзя… Господи, Стас…» – все это вихрем неслось в голове, пока Вера сбегала вниз по лестнице, забыв, что можно спуститься на лифте.
Тяжелый ливень обрушился на нее, молния прямо над головой распорола черное небо, и через минуту мрачно, торжественно ударил гром. Вера даже не заметила, что ступила в огромную лужу у подъезда, джинсы промокли до колен, в мягких замшевых туфлях хлюпала холодная вода. Но ей было все равно. На пустой улице, задернутой пеленой ливня, она наконец сумела заплакать.
Господи, ну почему? Пьяная жена пырнула ножом из-за квартиры. Какая грубая, пошлая смерть… Вера не видела эту последнюю Стасову красотку, только знала, что девушка Инна – дочь мясника из Кривого Рога. Наверное, смерть всегда бывает грубой и пошлой…
До Маяковки было двадцать минут ходьбы. Вера забыла надеть часы, не знала, который час. Она шла и плакала под ливнем, ей казалось, она совершенно одна в пустом городе, на мокрых черных улицах, и мир стал другим без Стаса, без слабого, трусоватого, инфантильного, любимого Стаса Зелинского…
Пересекая пустую площадь, Вера увидела у подножия памятника одинокую мужскую фигуру под большим черным зонтом.
Володя отдышался только в вагоне метро. Никто не гнался за ним, но он бежал как сумасшедший. Со стороны это выглядело совершенно нормально: кто же не бежит под таким ливнем, да еще без зонта?
