— Что случилось? — спросил Максимка.
— У меня расческа упала. Все, нашел. — Он распрямился и быстрым движением убрал что-то в карман куртки.
Г. Сочи, июль 1983 года
У Алисы после трех часов безостановочного рок-н-ролла и диско гудели ноги. Голова кружилась, глаза закрывались сами собой. В ушах все еще орала группа «Бони-М». Сил хватило только на то, чтобы почистить зубы и нырнуть в койку. Она провалилась в сон и не слышала, как звякнуло окно. Потом что-то мягко, тяжело стукнуло.
Алиса вздохнула во сне, перевернулась на другой бок. Скрипнула пружинная койка, и что-то теплое, колючее скользнуло по щеке. Алиса открыла глаза, вскочила, но закричать не успела.
— Тихо, разбудишь своих крысят, — губы Карла были у ее рта и не дали крикнуть.
— Ты с ума сошел? — прошептала она, опомнившись после долгого поцелуя. Как ты сюда попал? Дверь заперта.
— Окошко открыто.
— Но ведь второй этаж…
— Дерево под окошком. Накинь что-нибудь. Надень тапочки.
— Зачем?
— Потом скажу. Давай быстрее.
Он уже нащупал тапочки под кроватью и надел ей на ноги. Соседняя койка громко заскрипела.
— Алисия, сито силутилася? — тревожно пискнул тоненький голосок.
— Ничего, Ли. Спи, — прошептала Алиса.
— Китио пилисел?
— Никто. Спи.
— Безяблазия какая, — заворчала вьетнамка Сан Ли, перевернулась на другой бок и накрылась с головой одеялом.
— Карл, что вообще происходит? — зашептала Алиса. — Который час?
— Половина третьего.
Он стянул с нее ночную рубашку, на минуту прижался щекой к ее груди, потом схватил платье, висевшее на спинке кровати.
Заскрипела койка под другой вьетнамкой.
— Давай быстрее, — прошептал он, — я потом все объясню.
На цыпочках они вышли в коридор, он прикрыл дверь. Алиса успела удивиться, что английский замок, который обычно закрывался с громким щелчком, сейчас не издал ни звука. Карл крепко держал ее за руку и тянул за собой.
— Куда мы несемся? — спросила она, когда они выбежали на ярко освещенную главную аллею.
— Сейчас увидишь. Небольшой сюрприз. Они свернули, обогнули соседний корпус и через минуту оказались у коттеджей, которые находились в глубине парка, за основными четырехэтажными корпусами.
В коттеджах жила администрация и комсомольская элита из стран соцлагеря. Алиса знала, что Карл к элите не относится и живет в соседнем корпусе, в таком же трехместном номере, как у нее, вместе с поляком и арабом из Ливана.
Карл достал ключ из кармана, открыл дверь коттеджа, буквально втолкнул Алису внутрь, тут же захлопнул дверь. Было совершенно темно, и в первый момент Алисе показалось, что она ослепла. Не давая ей опомниться, он легко подхватил ее на руки.
— Карл, ты все-таки сумасшедший, — быстро прошептала она, на секунду отрываясь от его губ.
— Скажи: «Карлуша, я тебя люблю…»
Платье упало на ковер у широкой комсомольской кровати.
— Где ты взял ключ от коттеджа? Нас выгонят из лагеря… Пусти меня сейчас же…
— Я взятку дал директору. Это теперь мой номер. Я тебя никуда не пущу. Теперь уже никуда. Ну, скажи: «Карлуша, я тебя люблю».
— Я тебя ненавижу… ты расист, террорист, бандит с большой дороги…
— Я предупреждал: не зарекайся.
— Что значит — не зарекайся?
— Ты влюбилась в расиста.
— Ничего я в тебя не влюбилась. Ты все выдумал. Так нельзя…
— Потом поговорим, обсудим, что можно, что нельзя. Ну обними же меня, поцелуй бедного Карлушу, вот так… а говоришь, не любишь! Очень даже… никуда не денешься теперь, никому не отдам…
— Карл, а как же Инга?
— Алиса, нет никакой Инги. Ты чувствуешь, никого нет, только мы с тобой, майне либе, майне кляйне, их либе дих, Алиса…
Иерусалим, январь 1998 года
Машину вели по очереди. Патрули, военные и полицейские, были расставлены через каждые двадцать километров. Вежливые мальчики с автоматами заглядывали в окошко, спрашивали, куда они направляются, улыбались и желали счастливого пути.
Вдоль окон плыла мрачная, каменистая пустыня, иногда попадались поселения бедуинов. Подобия палаток, собранных из фанерных ящиков, развевающееся под ветром тряпье, женщины, похожие на призраков в своих длинных одеждах, печальные голенастые верблюды с ковровыми седлами на мягких горбах.
Максимка незаметно уснул на заднем сиденье. Алиса и Деннис почти не разговаривали. Надо было постоянно следить за дорогой, сверяться с картой.
В Иерусалим они попали только ввечеру. Деннис быстро нашел гостиницу «Холидей-инн».
— Сколько стоит номер? — спросила Алиса, когда они заполняли анкеты за столиком в холле.
— Нисколько, — улыбнулся он, — я уже оплатил оба номера, мне как сотруднику корпорации положены огромные скидки. Для меня это почти бесплатно.
— Тогда я угощаю вас ужином, — улыбнулась в ответ Алиса.
— Хорошо, — кивнул он.
Они оставили машину на стоянке перед гостиницей и отправились пешком в старый город. Было холодно. Огромные толпы туристов медленно сочились по узким кривым улочкам. Группа английских баптистов совершала крестный ход к храму Гроба Господня. Мускулистый молодой человек в строгом черном костюме нес на плече огромный крест, вслед за ним семенили старички и старушки. Процессия останавливалась через каждые десять метров, чтобы спеть пару псалмов, и приходилось стоять, ждать. Обойти их было невозможно.
— Так мы будем идти до завтра, — сказал Деннис, — если мы хотим попасть в храм Гроба Господня до закрытия, надо свернуть и найти другую дорогу.
— А если заблудимся, попадем в арабский квартал? — засомневалась Алиса.
— Мам, перестань. Здесь везде полиция. Мало ли что тебе рассказывали! Ничего с нами не случится, — решительно заявил Максимка.
Они нырнули в какую-то глухую подворотню, потом еще куда-то сворачивали, останавливались, сверялись с планом города, несколько раз спрашивали дорогу у полицейских, те объясняли: сначала прямо, потом направо и сразу налево через несколько метров, а потом еще раз налево…
Стало темнеть. Они поняли, что сегодня уже никуда не попадут. Надо просто выбраться из этого лабиринта, а завтра встать пораньше и опять отправиться в старый город.
Они огляделись, чтобы спросить, как пройти к Яффским воротам, но обнаружили, что вокруг совсем другая толпа, мрачная, грязная, и ни одного туриста, ни одного полицейского. Глухой неприятный арабский квартал. Они ускорили шаг, чтобы поскорей выбраться.
