Улочка примерно в метр шириной вся состояла из арабских лавок. Приходилось все время смотреть под ноги. Глиняная и медная посуда стояла прямо на булыжнике, тут же были навалены горы платков, ковров, громоздились вешалки с одеждой, лотки с фруктами, орехами, пряностями, липкими жирными сладостями, что-то жарилось, кипело, отовсюду звучала монотонная мусульманская музыка, группки мрачных усатых мужчин стояли у крошечных грязных кофеен, женщины в длинных робах, в черных платках, прикрывающих лица, скользили мимо, не поднимая глаз. Чумазые детишки всех возрастов носились сквозь толпу с воплями, сшибая все на своем пути.
Мальчик лет четырех потянул Алису за рукав и, глядя жалобными черными глазами, полными слез, заканючил на ломаном английском:
— Шекель, плиз, ай хангри, плиз!
— Ни в коем случае! — крикнул Деннис.
Но Максимка уже протягивал малышу шекель. Тот выхватил монету и убежал. Моментально подлетели еще трое, им было лет по семь, они заорали хором, стали дергать за одежду, один вцепился в Алисину сумку, другой ухватил Максима за куртку.
— Шекель! Гив шекель!
Деннис оттолкнул арабчат, схватил за руки Максима и Алису и рванул вперед. Им вслед неслись крики, улюлюканье, смех. И вдруг что-то больно ударило Алису в спину. Боль чувствовалась даже сквозь теплую кожаную куртку и толстый свитер.
— Пригнитесь! — крикнул Деннис. — Быстрее! Не оглядывайтесь!
Бежать по кривой, заставленной горшками, лотками и вешалками улочке было трудно. Почти совсем стемнело. Сзади слышался мерный топот и уже не только детские, но и взрослые мужские голоса. Судя по крикам, за ними бежало не меньше десяти человек.
Алиса все-таки оглянулась. Их догоняла целая толпа подростков, еще один камень ударил в спину. Они свернули за угол и оказались на точно такой же улице. Ни одного полицейского, никаких туристов. И почти полная темнота. Здесь почему-то не было электричества. Слабо мерцали огоньки свечей и керосинок за окнами лавчонок, ярко, холодно светил месяц. Крики и топот приближались.
— Мамочка, я боюсь, — крикнул Максим, — мама…
Кто-то схватил Алису за шиворот, у нее стали выдирать сумку, пытались стянуть куртку, она почти ничего не видела в темноте.
— Максим, где ты? — она старалась перекричать множество голосов.
Толпа окружила их, превратилась в орущее многорукое чудовище, и нельзя было понять, где Максим, где Деннис. Сумку с деньгами и документами давно вырвали из рук, кто-то пытался разодрать «молнию» куртки. Алиса понимала, что ее бьют, но боли не чувствовала. Она продолжала кричать, звать Максима, закрывая лицо от ударов.
Вдруг совсем рядом кто-то страшно завизжал, потом — глухой удар о булыжник. Опять визг и удар. Алиса наткнулась ногой на что-то мягкое. Потом почувствовала, что ее перестали бить.
— Мама, я здесь!
Она кинулась на Максимкин крик, споткнулась, упала, но не на булыжник, а на человека, который, скорчившись, лежал у ее ног, тут же вскочила, разглядела в темноте силуэт сына.
— Где больно? Говори, где больно?! — Она стала быстро ощупывать его лицо, плечи, заметила, что он стоит, вжавшись в стену.
— Нигде не больно. Одевайся! — Он держал в руках ее куртку и сумку.
Не успев удивиться, она стала машинально засовывать руки в рукава куртки. В двух шагах от них быстро дергались, извивались четыре мужских силуэта. Слышались страшные глухие удары. Один упал, трое продолжали драться. Мелькал светлый свитер Денниса, в какой-то момент он оказался на земле, но тут же поднялся.
Совсем близко раздались крики, топот. Еще одна толпа, человек десять, выскочила из-за угла и подкатывала по узкой улице все ближе, словно жуткая черная волна, которая все сейчас сметет на своем пути. Алиса обхватила Максимку, закрыла его собой, они оба стояли, вжавшись в стену, и понимали, что кричать, звать на помощь бесполезно.
И вдруг грянул выстрел. На мгновение повисла мертвая тишина, потом опять крики и топот. Алиса крепко зажмурилась. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она открыла глаза. Яркий свет фонарика ударил в лицо. Алиса сначала ослепла, а потом поняла, что перед ней стоит израильский полицейский.
— Что происходит? Кто стрелял? — спрашивал он по-английски. — Леди, с вами все в порядке? Вы меня слышите?
Полицейских было всего четверо, но толпа исчезла, растворилась в темноте.
— На нас напали, — ответила она, едва шевеля губами.
— Зачем вы ходите в такое время по арабским кварталам?
— Мы заблудились.
Алиса заметила, что никто уже не лежит на земле.
Значит, успели встать и убежать? Но упало не меньше трех человек. Они что, стали колотить друг друга?
В луче фонарика она увидела Денниса. Он разговаривал с другим полицейским.
— Я не знаю, кто стрелял. Нас пытались ограбить. Вероятно, у кого-то было оружие, — говорил он спокойно.
— Вам нужна медицинская помощь?
— Нет, спасибо.
— Вы хотите пройти в участок и написать заявление? У вас пропали деньги, документы?
— Нет, — уверенно ответил Деннис, — все в порядке.
Полицейские проводили их до выхода из старого города, который оказался совсем близко, через несколько улиц. Никаких вопросов им больше не задавали.
Когда они сели в такси, у Максимки началась истерика. Он дрожал, захлебывался слезами и повторял:
— Я только дал монетку… Он был такой маленький, такой несчастный… Я только дал ему монетку… — Все кончилось, малыш, не надо, успокойся, — шептала Алиса и гладила его по голове.
— А мы все-таки поужинаем сегодня в ресторане, — подал голос Деннис с переднего сиденья, — я голодный как волк.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Алиса.
— Нормально. А вы?
— Вроде ничего.
— Деннис, почему вы не сказали, что знаете всякие восточные единоборства? — всхлипнув, спросил Максим.
— Какие единоборства? Я разве похож на Брюса Ли?
— Нет. Но вы их так лихо раскидали, даже успели отнять мамину сумку и куртку.
— Без куртки твоя мама замерзла бы и простудилась. А в сумке у нее документы и деньги. — Деннис обернулся, протянул руку, легонько взъерошил Максимке волосы. — Ты отлично держался. Кончай плакать.
В ярко освещенном холле гостиницы Алиса внимательно рассмотрела лицо сына. Он был очень бледный, глаза красные от слез, но никаких ссадин, только небольшая царапина на щеке. У Денниса она заметила кровоподтек на скуле. Увидев собственное отражение в зеркале, слегка отшатнулась. Нет, ссадин не оказалось, но лицо было каким-то чужим, бледным до синевы, волосы свисали спутанными прядями, в глазах застыл панический ужас, губы стали белыми и дрожали.
— Деннис, вы очень хотите в ресторан? — спросила она в лифте.
— Я хочу в ресторан! — заявил Максим. — Мы в последний раз ели на бензоколонке по дороге, это было сто лет назад. У меня в животе бурчит.
— Да, нам всем надо поужинать, — энергично кивнул Деннис, — я; например, ни за что не усну натощак.
Через полчаса они сидели в шумном мексиканском ресторане через квартал от гостиницы. Там
