До недавней встречи в Берне они виделись в последний раз три года назад в Дублине. Цитрус взял у Карла большое интервью для французской неонацистской газеты, с которой в то время сотрудничал. Потом посидели в баре, поболтали и разошлись. Там было несколько ребят из ИРА.
И между прочим, тогда, в Ирландии, они расстались довольно прохладно. У них зашел разговор о женщинах, Цитрус выдвинул свою обычную сентенцию, что все они суки и каждой нужен грубый сильный хозяин. Карл ответил, что Цитрусу просто не везло с женщинами.
— Можно подумать, тебе везло, — усмехнулся Цитрус, — глядя на твою Ингу, этого не скажешь. Слушай, неужели у тебя нет никого, кроме нее? Про тебя болтают, будто ты аскет, однолюб. Это совсем не вяжется с твоим имиджем. Ты не волнуйся, я не для газеты…
— Да, я однолюб, — хмуро кивнул Карл, — и мне плевать на имидж.
— Значит, Инга — твоя единственная женщина, любовь на всю жизнь?
— Нет, не Инга.
Цитрус стал приставать к нему, пытаясь выведать, кто же, если не белокурая бестия фрейлейн Циммер.
— Не отстану, пока не скажешь. Обещаю, это строго между нами.
— Она русская, — сказал наконец Карл, — ее зовут Алиса. Но мы расстались, не виделись много лет. Я даже хотел на ней жениться.
— Ты? Жениться? — захохотал Цитрус. — Так что же тебе помешало?
— У нее был больной отец, она не могла его бросить и уехать со мной… А теперь отвяжись, чертов папарацци. Как у вас, русских, принято говорить, это было давно и не правда. И вообще, с тобой, старый потаскун, я не собираюсь обсуждать свою единственную чистую любовь.
Как всегда, нельзя было понять, шутит Карл или говорит серьезно.
Они еще долго сидели в баре, и чем больше наливались пивом, тем значительней расходились их взгляды на жизнь вообще и любовь в частности. В итоге чуть не поссорились. Расстались довольно холодно.
На самом деле Цитрус даже испугался, когда с легкостью согласился выполнить поручение Азамата — встретиться с Карлом и передать предложение самого Подосинского. Сначала согласился, а потом испугался. Вдруг бернский связной телефон, который дал ему Карл тогда, в Дублине, давно уже недействителен? Вдруг Карла вообще нет в Швейцарии? Все-таки три года прошло.
Однако все получилось. Цитрус просьбу выполнил, Карла нашел, поручение передал. А вот Азамат, сволочь такая, крутит теперь, не хочет платить за опасную работу. Оказывается, Карл уже в Москве. Иначе каким образом он мог попасть к Цитрусу домой? Все-таки был он здесь или нет? Почему так ясно стоит сейчас перед глазами светлоусое лицо?
Опять в голове все спуталось. Однако из путаницы вдруг проступило имя девушки, корреспондентки журнала «Плейбой». Вероника Суркова.
На нижней полке в книжном шкафу в стопке журналов он разыскал номер «Плейбоя» за прошлый год. На последней странице были напечатаны телефонные номера. Сейчас только пять вечера. Он должен кого- то застать в редакции.
Звонить пришлось долго. Сначала болтал автоответчик, потом было занято. Наконец послышался живой приятный женский голос:
— Приемная главного редактора…
— Добрый вечер. Вас беспокоит писатель Авангард Цитрус.
— Здравствуйте. Я вас слушаю.
— Сегодня ко мне приходила ваша корреспондентка Вероника Суркова. Мне надо уточнить кое-что в тексте интервью. Скажите, как мне с ней связаться?
— Простите, но у нас нет такой корреспондентки.
— То есть как? А кто же ко мне приходил?
— Как вы сказали? Вероника Суркова? Я попробую узнать, возможно, она работает внештатно, по договору.
В трубке зазвучала приятная мелодия.
— Вы слушаете? — спросил мужской голос через несколько минут.
— Да-да, я здесь. Здравствуйте, — радостно откликнулся Цитрус.
— Заведующий отделом культуры Владимир Николаев. С кем имею честь? Авангард Цитрус.
— Очень приятно. Чем обязан?
Цитрус еще раз повторил свой вопрос.
— Нет. У нас не работает корреспондентка Вероника Суркова и никогда не печатался автор с таким именем. Так что вас кто-то ввел в заблуждение.
Цитрус откашлялся, нервно хохотнул.
— Интересные дела… Что же мне теперь делать?
— Сочувствую, но ничем помочь не могу. Если вас это так беспокоит, обратитесь в милицию.
— Спасибо за совет. Я подумаю об этом, — он смущенно хохотнул. — Кстати, а вы не хотите и правда взять у меня интервью? Ну, хотя бы в качестве компенсации за неприятности.
— Простите, это не входит в наши планы, — ответили ему холодно и серьезно.
— А почему, можно узнать? Я все-таки достаточно известный человек, и вы могли бы…
— Да, вы известный человек. Но наших читателей интересуют люди несколько другого плана. Извините.
Москва, ноябрь 1986 года
Алиса открыла дверь и услышала громкий папин голос:
— Кто ты такой? Нет, скажи мне, кто ты такой? Специалист-кинолог? Или человековед? Ты расист, самый настоящий! Ты делишь людей на породы, как собак! Но и у собак нет лучших и худших пород. Между прочим, дворняги бывают умней и благородней породистых, элитных! А потроха у всех одинаковые! Это я тебе как врач говорю. Никакой голубой крови нет! Все это мерзкая фашистская чушь!
Алиса сняла пальто и сапоги, сунула ноги в тапочки, вошла на кухню. За столом сидел Карл. Год назад они окончательно расстались. Даже КГБ не сомневалось в этом. Ее оставили в покое.
Папа расхаживал по крошечной кухне в рваных шерстяных носках, в синих трениках с обвислыми коленками и старой тельняшке. Он был красный, совершенно пьяный и в первый момент даже не заметил Алису, так завелся от спора.
На столе стояла литровая бутылка «Посольской» водки, открытая банка черной икры, тарелка с толсто нарезанной ветчиной, блюдце с окурками. Карл никогда не приходил с пустыми руками. И сейчас принес всякие деликатесы из валютой.
Он поднялся и шагнул к ней, обхватил, попытался закружить. Она вырвалась из его рук.
— Что ты здесь делаешь?
— Может, ты хотя бы поцелуешь меня, майне либе? Это я, твой Карлуша. Мы тут беседуем с Юрием. У тебя очень хороший отец.
— Папа, ты сошел с ума… Карл, ему нельзя пить. Он вшитый, понимаешь? Ему сейчас станет плохо, надо вызвать «Скорую»!
— Лисенок, не паникуй, — отец неуклюже присел перед ней на корточки, словно она маленькая, и смотрел на нее снизу вверх красными жалобными глазами, — ничего со мной не случится.
— Ты что?! Меня предупредил нарколог…
— Спокойно, доченька, ты, главное, не волнуйся.
— Что значит не волнуйся? Ты же врач, ты понимаешь, что с тобой сейчас будет? — Она схватила со стола бутылку. Там осталось меньше половины.
— Ну, не так много он выпил, — подал голос Карл, — если считать на двоих да с хорошей закуской…
— Ему ни грамма нельзя.
— Можно, можно, — Юрий Владиславович энергично махнул рукой, покачнулся, не удержал равновесия, свалился, опрокинул табуретку, несильно стукнулся затылком о край холодильника.