Кто любит жизнь, тот боится смерти.
Слава и глупость прячут от нас смерть, но отнюдь не побеждают ее.
863
Предел отваги — твердость даже перед лицом неизбежной смерти.
864
Благородство — памятник в честь добродетели, нетленный, как слава.
865
Когда мы стараемся сосредоточить мысли, они разбегаются; когда хотим прогнать — осаждают нас и целую ночь не дают нам сомкнуть глаза.
866
Чрезмерная ветреность и чрезмерное прилежание равно истощают и обеспложивают; напряженный и усталый разум неспособен к находкам ни в одной области.
867
Бывают ветреные души, в которых поочередно царят различные страсти, равно как и живые, но неустойчивые умы, которые поочередно дают себя увлечь различным мнениям и разрываются между ними, так и не решаясь выбрать какое-нибудь одно.
Герои Корнеля щеголяют блестящими фразами и величаво рассуждают о самих себе, и эта их высокопарность сходит за добродетель у тех, в чьем сердце нет мерила, помогающего отличать высоту души от бахвальства.
869
Ум не помогает нам постичь, что такое добродетель.
870
Нет человека, у которого хватило бы ума никогда никому не прискучить.
871
Самый увлекательный разговор — и тот утомляет слух человека, поглощенного страстью.
872
Иногда страсть отделяет нас от общества, возвращая нам весь наш разум, столь ненужный в свете, что и мы сами становимся ненужными для жаждущих развлечься.
873
В свете полно людей, чья репутация или состояние внушают уважение к ним, но стоит познакомиться с ними поближе, как любопытство наше разом сменяется презрением. Вот так же за одну минуту исцеляешься подчас от любви к женщине, которой пылко домогался.
874
Обладать умом, — и только, — отнюдь еще не значит быть обаятельным.
875
Ум не спасает нас от глупостей, совершаемых под влиянием настроения.
876
Отчаяние — величайшее из наших заблуждений.
877
Неизбежность смерти — наитягчайшая из наших горестей.
878
Не будь у жизни конца, кто отчаивался бы преуспеть в ней? Смерть — венец наших неудач.
879
Как мало полезны наилучшие советы, если даже собственный опыт так редко учит нас!
880
Наиболее мудрыми почему-то считаются советы, которые менее всего соответствуют нашему положению.
881
Мы придумали для театральных произведений такие мудрые правила, что они превосходят, пожалуй, возможности человеческого разума.
882
Если пиеса написана для сцены, нельзя судить о ней, лишь прочитав ее.
883
Бывает, что переводчику нравятся даже изъяны оригинала 59 и он объясняет глупости последнего варварством века, в который жил автор. Ну, а если я наравне с красотами постоянно подмечаю у писателя все те же промахи, мне представляется более разумным заключить, что ему присущи как выдающиеся достоинства, так и серьезные недостатки, например богатое воображение и скудость мысли, большая сила и слабое мастерство и т. д. И хотя мне не свойственно чрезмерно преклоняться перед человеческим умом, я все-таки слишком его уважаю, чтобы именовать перворазрядным гением сочинителя столь неровного, что его создания то и дело противоречат здравому смыслу.
884
Мы силимся отрицать за родом людским какие бы то ни было добродетели, чтобы, развенчав их, поставить на их место и оправдать собственные пороки. В этом мы уподобляемся бунтовщикам, восстающим против законной власти, но не затем, чтобы дать людям свободу и, следовательно, равенство, а чтобы узурпировать ту самую власть, которую они чернят.
885
Капелька образованности, хорошая память, известная смелость в суждениях и нападках на предрассудки — и вы уже прослыли человеком широкого ума.
886
Не следует высмеивать общепринятые взгляды — это лишь раздражает, но вовсе не обескураживает их защитников.
887
Самая заслуженная насмешка никого не убеждает — настолько все привыкли считать, что насмешливость вдохновляется ложными правилами.
888
И у безбожия, и у суеверия есть свои фанатики. Мы видели и ханжей, отрицавших за Кромвелем60 даже здравый смысл, и вольнодумцев, почитавших глупцами Паскаля и Боссюэ.
889
Г-н де Тюренн,61 мудрейший и отважнейший из смертных, чтил религию, а вот тысячи безвестных ничтожеств мнят себя равными людям высокой души и гениального ума на том лишь основании, что презирают ее.
890
Вот так мы кичимся нашими слабостями и глубочайшими заблуждениями. Дерзнем сказать прямо: философом делает разум, героем — славолюбие, мудрецом — только добродетель.
книга ш
891
Написав что-нибудь в поучение самому себе или для того чтобы излить душу, мы можем надеяться, что наши размышления окажутся небесполезны и для ближних, ибо нет человека, который не был бы в чем-то похож на других, а мы особенно искренни, сообразительны и пылки, когда обдумываем предмет для собственной пользы.
892
Когда душа полна чувств, разговор полон интереса.
893
Искусная ложь захватывает нас врасплох и ослепляет, правда — убеждает и обуздывает.
894
Гениальное не подделаешь.
