– А продолжение?
– Продолжение таким же образом я подберу… Прибавлю два куплета, и довольно.
– Знаете ли, господа, мы можем поставлять на сцену много опер, изменяя их по способу, изобретенному Альбертиной.
– В самом деле, надо попробовать.
– Да, – возразила Элодия, – попробуйте какую-нибудь серьезную арию в Руане или Париже переложить на арию тру ля-ля, тру ля-ля. Посмотрите, какой вам за это букет преподнесут.
– Мы знаем, что этого нельзя делать в больших городах, но в таких захолустьях все сойдет.
– Ну, теперь переменимте, господа, название щюсы «Дезертир». Как-то слишком коротко, не произведет на афише хорошего эффекта.
– Придумай, пожалуйста, Кюшо, ты не раз изобретал нам громкие названья.
– Кажется, и я не раз оказывал вам эту ус-лугу, – заметил Монтезума.
– Ну, так замени чем-нибудь «Дезертира».
– Постойте, постойте! Я, кажется, попал на мысль, назовем «Мнимая свадьба, или Жестокие последствия ошибки». Ну что, как вам это нра-кится, и как хорошо это выражает смысл пьесы.
– Я не восторгаюсь этим названием, оно напоминает «Невинная женщина, или Варвар муж».
– В таком случае поищите лучшее, критиковать легко.
– Придумал! – восклицает Кюшо, ударяя себя по лбу, – «Расстрелянный любовник».
– Славно! Очень хорошо!
– Вот прекрасное названье!
– Принято, браво.
– Вы находите, что это хорошее название? – возразил Монтезума. – Любовника не расстреливают, а прощают в конце пьесы.
– Это ничего не значит, он все-таки был осужден на смерть.
– Неужели к нам придерутся за такую безделицу?
– Название принято, господа! Займемтесь теперь другой пьесой.
– Я предлагаю «Фретильон», – отозвалась госпожа Гратанбуль.
– Невозможно, никто из нас не играл ее…
– Исключая моей дочери. Кто превзойдет ее в роли Дежазет… У нас был бы полон театр.
– У нас даже нет брошюр.
– Надо было запастись ими вместо всего этого старья.
– Как же мы решим со второй пьесой?
– Вот вам хорошенькая пьеса, которая всегда произведет эффект, потому что в ней появляются плуты и мошенники, – это будет публике по вкусу. Дадимте «Два слова, или Ночь в лесу».
– Это не забавно, – проворчал Монтезума.
– Не забавно, потому что ты в ней не участвуешь.
– Кто же будет Розой – ей нужно только два слова сказать.
– Нетрудно выучить эту роль.
– Нет, ошибаетесь, Зинзинета, – она вся в мимике, а это нелегко.
– Я ее уже играла.
– Да, Альбертина, но ты вместо двух слов много говорила, я думала, что твоей речи не будет конца.
– Можно озаглавить пьесу не «Два слова», а «Пятнадцать слов». Это ничего не значит.
– Лучше поставить «Немая, которая говорит». Как это пикантно, как остро!
– Господа, – вмешался Анжело, занятый до сих пор Вишенкой, – если позволите, то наша новая артистка исполнит роль, в которой приходится сказать два слова. Ей легко их будет запомнить, мимике я ее выучу, а между тем она познакомится со сценой.
После непродолжительного рассуждения все согласились с предложением Анжело. Сам же он взял роль молодого француза. Госпожа Рамбур будет хозяйкой, Дюрозо – лакеем, Пуссемар, Кюшо и благородный отец соглашаются представлять разбойников, Монтезума отказывается, потому что отвергнуто его название «Дезертир».
Выбирается третья пьеса.
– Мне кажется, «Плутни Скапена», – пробормотал Гранжерал.
– А, а! У нотариуса! Гранжерал!
– Он неисправим.
– Надо спектакль закончить водевилем.
– Если станете играть «Глухого, или Полная гостиница», моя дочь знает немного роль Петрунильи.
– Оставьте нас в покое, Гратанбуль, вы сами не участвуете, и репертуар наш вас не касается.
– Ты слишком важничаешь.
– Я предлагаю вам «Аземия, или Дикие».
– Это опера в трех актах.
– В ней только одна женская роль.
– Да, но мы написали бы на афише: «Все дамы являются в костюме диких», и я вам ручаюсь, что сбор будет большой.
– Мысль эта недурна, но применим ее к другой пьесе, нам некогда «Аземия» учить.
– Не хотите ли «Приказчик и гризетка»?
– Эта пьеса слишком известна, везде, где только есть театр, ее давали.
– Ну так «Цветочница из Елисейских полей».
– Она в трех актах, слишком длинна.
– Не взять ли нам «Мещанское свиданье»?
– Да, но тут слишком много мещанства.
– Кто дает заглавие?
– Конечно, не я, – буркнул Монтезума, – вы не приняли мою «Мнимая свадьба», а между тем название это гораздо лучше, чем «Расстрелянный любовник».
– Погодите, дайте вспомнить…
– Не возьмете ли «Дача купца, торгующего дровами»?
– Можно было бы, но недостаточно игриво.
– А, нашел, нашел «Воры в шутку, или Любовь в страх».
– Недурно!
– Решено! Итак, наша программа: «Расстрелянный любовник», «Немая, которая говорит, или Ночь в лесу» и «Воры в шутку, или Любовь в страх». Не забудьте написать в афишке, что в роли немой будет дебютировать особа, которая еще никогда не выступала на сцене.
– Хорошо, и прибавим, что эта роль создана для Марс – это придаст эффекту.
– Марс никогда не играла в опере буфф.
– Тем более.
– Вот и Немур, – сказала Вишенка.
– А, черт побери! Доставайте скорее инструменты.
Кюшо взял трубу, похожую на те, которыми продавцы одеколонов возвещают свое прибытие на площадь. Дюрозо схватил огромный колокольчик, Анжело забарабанил палочками по ящику, Альбертина вооружилась металлическим треугольником, а Монтезума громко щелкнул бичом – это условный знак для начала музыки. Начался шум, гам, звон, бой барабана наподобие пушечного выстрела. Прохожие останавливались, некоторые бросились наутек, принимая это за вступление неприятельской армии, дети радостно закричали. И чем ближе Немур, тем увеличивается толпа любопытных, тем усиливается всеобщее смятенье.
Наконец вот и город. Под влиянием музыки, ударов кнута и дерганья вожжей Вертиго рвется вперед, скачет галопом, чего не бывало с незапамятных времен. Пуссемар, не зная, в какую сторону ему ехать, и увидев перед собой большую улицу, предположил, что она ведет к центру города, и погнал по ней Вертиго. Изумленные жители спешно облепили окна, устремились к дверям, с ужасом наблюдая за происходящим. На пути Вертиго оказался воз, и Пуссемар задумался – наехать ли ему на этот воз или посторониться. Взглянув
