– Владельцы галерей. Смотрители музеев. Люди, гадающие, во что вкладывать деньги.
– Наплюй на них.
– В этом я с тобой согласна, – кивнула Иззи.
– Тогда мы вернулись к тому, с чего начали.
– Что ты имеешь в виду?
– Каждый человек в состоянии перечислить десяток художников, живших сотню лет назад. А кто вспомнит хотя бы одного критика?
– Никогда об этом не думала. – Кэти улыбнулась:
– Послушай меня. Я знаю, что говорю. Может, у меня и вымазана вся голова зеленой кашей, но в ней остается достаточно ума, чтобы поделиться с тобой.
– Я тебя внимательно слушаю, – сказала Иззи.
– Так ты собираешься идти?
– В студию Рашкина? – Кэти кивнула.
– Как же я могу не пойти? – воскликнула Иззи.
На следующее утро без десяти минут восемь Иззи стояла перед солидным особняком в тюдоровском стиле, расположенном на Стэнтон-стрит под номером 48. Респектабельность богатого района только увеличивала ее неуверенность. Несмотря на предупреждение, она перед выходом из дома всё же бросила несколько предметов в свой рюкзак: блокнот для зарисовок, карандаши, кисти, краски и два загрунтованных накануне вечером куска картона размером девять на двенадцать дюймов. Собравшись с духом, она пересекла тротуар, поднялась на крыльцо и быстро, пока не иссякла смелость, нажала кнопку звонка. Дверь отворила темноволосая женщина лет сорока. Одной рукой она приоткрыла дверь, а другой придерживала на талии банный халат.
– Чем могу вам помочь?
– Я... я бы хотела увидеть мистера Рашкина.
– А, так вам нужен дом 48-6. – В ответ на непонимающий взгляд Иззи женщина добавила: – Это домик над гаражом, позади особняка. Только не трудитесь звонить, он никогда не реагирует на колокольчик. Просто поднимитесь по пожарной лестнице и стучите прямо в студию.
– Спасибо, – промолвила Иззи, но женщина уже закрыла дверь.
Ну что ж, по крайней мере теперь ей известно, что вчерашний странный незнакомец и в самом деле Рашкин. Иззи даже не знала, радоваться этому или нет. Сама мысль учиться у знаменитого художника пугала ее. А вдруг сегодня, увидев Иззи у двери своей студии, он передумает? Вдруг первые попытки окажутся настолько жалкими, что он вышвырнет ее вон?
Если бы не страх перед насмешками Кэти, она бы, наверно, предпочла забыть о странном приключении и отправиться на занятия. Но теперь, зная, что ее позвал действительно Рашкин, отступать было глупо. Он может вышвырнуть ее из студии, может смеяться над ее работой, но вдруг этого не произойдет и он позволит ей учиться...
Иззи поправила на плече свой рюкзак, спустилась по ступеням на тротуар и свернула на указанную тропинку. Она быстро отыскала домик над гаражом позади особняка. На каменном фундаменте стояло деревянное строение под красной гонтовой крышей, увитое диким виноградом. Вид этого дома вместе с заброшенной клумбой и старым дубом около южной стены представлял настолько замечательную картину, что Иззи с трудом удержалась, чтобы не достать блокнот и не сделать несколько набросков.
Но она решительно прошла прямо к пожарной лестнице, поднялась по ступеням и постучала в дверь. Никакого ответа не последовало. Иззи беспокойно оглянулась по сторонам и постучала погромче. Припомнив слова женщины из особняка, добавила пару ударов кулаком. Она уже подняла руку для третьей попытки, как вдруг дверь распахнулась и перед ней появился вчерашний тролль.
– Ну? – воскликнул он низким скрипучим голосом. Затем его взгляд поднялся к лицу Иззи. – А, это ты.
Она опустила руку:
– Вы... Вы вчера сказали...
– Да, да. Проходи.
Он схватил ее за руку и буквально втащил внутрь. При этом чихнул и вытер нос рукавом. Его рубашка была такой же грязной, как и накануне, брюки так же пестрели заплатками, и сам он выглядел так, словно не мылся целую вечность. Но теперь Иззи, к своему собственному удивлению, смотрела на него другими глазами. Перед ней стоял гений, а гениям позволительны любые странности.
– Ты пришла вовремя, – заговорил он, выпустив ее руку. – Это хорошо. Очко в твою пользу. А теперь раздевайся.
– Что?
Рашкин свирепо уставился в ее лицо:
– Я же говорил тебе вчера, что ненавижу повторять.
– Да, но... вы сказали, что собираетесь...
– Учить тебя. Я помню. Я еще не выжил из ума и не жалуюсь на память. Но сначала я хочу написать тебя. Так что раздевайся.
Рашкин отвернулся, бросив ее у самой двери, и Иззи наконец смогла как следует осмотреться. Сердце в груди замерло от волнения. Мастерская выглядела такой же неопрятной и заброшенной, как и сам художник, но это уже не имело никакого значения, поскольку повсюду Иззи видела множество картин и рисунков, целую галерею работ, безусловно принадлежащих кисти Рашкина. Полотна пачками по семь-восемь штук
