одежду. На пороге она задержалась, глядя, как Алан натягивает носки, сидя на краю кровати. Свои вещи она крепко прижала к груди и мысленно представила, что обнимает Алана, а он отвечает ей тем же.
– Как ты думаешь, в чем дело? – спросила она.
– Я не знаю. Но ничего хорошего ждать не приходится. Вряд ли они стали бы настаивать на посещении участка из-за неоплаченной парковки или еще какой-нибудь мелочи. Остается только радоваться, что нас не считают особо опасными, иначе полицейские не спускали бы с нас глаз, даже во время одевания.
– Но ведь ты не совершил ничего плохого, правда?
– Ничего, насколько я знаю, – покачал головой Алан.
– Тогда почему...
– Мы заставляем их ждать. Тебе лучше одеться.
– Я знаю, – сказала Мариса. – Но у меня от всего этого мурашки по спине. Почему они не хотят сказать нам сразу, в чем дело? – Мариса нерешительно помолчала, потом задала еще один вопрос: – Ты ведь не думаешь, что это связано с моим уходом от Джорджа?
Алан широко улыбнулся:
– Нет такого закона, который запрещал бы уходить от мужа, если ты только не убила его перед этим.
– Ха-ха.
– Мариса, иди одевайся. Чем раньше мы придем в участок, тем раньше узнаем, что случилось.
– Не понимаю, как тебе удается сохранять спокойствие.
– Я не чувствую за собой никакой вины, – пожал плечами Алан.
«Нельзя быть таким уверенным», – подумала Мариса. За несколько минут она припомнила все случаи ошибок правосудия, о которых ей приходилось слышать, и вообразила всевозможные ужасы, ожидающие их в участке. Только на прошлой неделе она прочла о мужчине, якобы изнасиловавшем свою племянницу. В суде он был признан невиновным – девчонка просто всё выдумала в надежде привлечь внимание своих родителей, – но, судя по статье, клеймо позора так и осталось на этом человеке, а его жена не выдержала судебного разбирательства и подала на развод. Мариса постаралась прогнать из головы тревожные мысли.
– Пожалуй, я всё же оденусь, – сказала она наконец.
– Всё скоро прояснится, – попытался успокоить ее Алан.
Мариса кивнула в ответ.
– Но если что-то произойдет – я хочу сказать, если меня решат задержать, – это ничего не меняет, ты можешь оставаться в квартире сколько потребуется.
– Не хочу даже думать о такой возможности.
– Просто имей это в виду, на всякий случай.
– Прекрасно, – вздохнула она. – На всякий случай. Но этого случая не должно быть.
– Я от души на это надеюсь.
Внешне он выглядел вполне спокойно, но Мариса чувствовала, что в душе Алан встревожен ничуть не меньше ее. Тогда она выпрямилась и решила вести себя как можно увереннее. Если уж Алан, когда за ним явились из полиции, способен держать себя в руках, она тоже справится со своими нервами.
– Ну что ж, мы вместе разберемся с этим делом, – сказала она.
С этими словами Мариса скрылась за дверью ванной комнаты и собралась за рекордно короткое время, задержавшись только на мгновение, чтобы пройтись помадой по губам.
Было уже позднее утро, а Роланда всё еще сидела у своей кровати и смотрела на спящую Козетту. Лишь один раз за всё это время она спускалась вниз, чтобы отменить назначенные на утро встречи и приготовить кофе. С тех пор прошло больше часа. Кофе давно был выпит, а Козетта всё еще спала – если это можно было назвать сном. Роланде никак не удавалось отделаться от воспоминаний о том ужасном моменте, когда девочка провела ножом по своей ладони; острое лезвие глубоко проникло в плоть, но рана не кровоточила. Совсем не кровоточила. Она просто закрылась, как закрывается молния на сумке. Раз, и готово.
Но это невозможно. То, что было, не могло происходить на самом деле. Но она видела это собственными глазами, и теперь мир утратил свою надежность. Раз случилось такое, ничему на свете нельзя доверять. Твердый деревянный настил пола под ногами пошатнулся, стены задрожали, воздух загустел от света, приобретшего плотность. Даже пылинки в солнечных лучах кружились не так, как раньше. Всё изменилось.
«Вот как получается, – размышляла Роланда, глядя на свою гостью. – Ты думаешь, что находишься в безопасности, наслаждаешься привычной обстановкой, а потом что-то врывается в твою жизнь, и всё вокруг становится чужим и незнакомым». И дело вовсе не в спящей на кровати девочке, а в том, что с этого момента все предметы и явления перестали быть знакомыми и понятными. Вероятно, именно в таких случаях люди говорят о прозрении, хотя Роланда так и не поняла, что именно ей посчастливилось увидеть. Она просто осознала, что мир вокруг перестал быть привычным и безопасным. Понятие правды оказалось неоднозначным. Любая истина допускает множество вариантов, и все они верны.
– Ты испугана? – Роланда увидела, что Козетта открыла глаза, и их сияющий приветливый взгляд обращен на нее. Она перестала воспринимать девочку как потенциальную подопечную фонда, нуждающуюся в пристанище и пище. Роли переменились, и теперь она считала Козетту равной, обе могли многому научить друг друга.
– Я больше не понимаю, кто я, – призналась Роланда. – Теперь всё изменилось. И всё стало возможным.
Козетта села в постели и передвинулась поближе к изголовью, чтобы прислониться к спинке
