Следом посыпались записная книжка, куда заносились сведения об отснятых кадрах и освещении, пара карандашей, маленькая черная жестянка с уже отснятыми пленками, кошелек и несколько визитных карточек – как ее собственных, так и других людей.
– Даю слово, я никогда не фотографировала ни вас, ни ваших сыновей, – сказала Лили, как только вытряхнула из сумки последний светофильтр и еще пару карточек.
Женщина посмотрела на нее как-то странно.
– Это дело не имеет никакого отношения к фотографиям.
– Но что еще я могла…
– Сядь.
Лили уронила сумку на стол и торопливо вернулась к своему стулу. Женщина шагнула вперед, взяла со стола маленькую черную жестяную банку.
– Ты видишь, как это просто делается? – обратилась она к своему сыну.
Невозмутимое выражение лица мужчины не изменилось.
– И это все?!. – воскликнула Лили. Она понимала, что должна сохранять спокойствие, но не могла с собой справиться. – Все это ради старой жестянки, которую могли увезти на свалку, если бы я ее не подобрала?
Женщина подняла баночку на ладони к свету.
– Ты видишь в ней только это? – спросила она.
Лили почти успела кивнуть, когда старая, почерневшая жестянка… Слова женщины будто оказали на нее магическое воздействие, и помятая, поцарапанная баночка дрогнула на ее ладони. Ее контуры потеряли отчетливость и стали меняться на глазах… Теперь это был богато украшенный резьбой хрустальный кубок или вазочка на высокой ножке. Диковинный сосуд не просто отражал льющийся из окна свет. Он вбирал его в себя и одновременно передавал в зал. Но с большей силой. С большей интенсивностью и яркостью.
Кубок не был пустым. На дне его виднелось что-то цветное. Разглядев в хрустальном сосуде крошечную фигурку рыжеволосой девушки, от изумления Лили открыла рот и наклонилась вперед на своем стуле. Это была не просто статуэтка, фигурка казалась живой. Когда женщина-кукушка повернула кубок в руке, чтобы рассмотреть его получше, Лили могла поклясться, что рыжие волосы девушки шевельнулись.
– Что же ты туда засунула?
Напряженный взгляд женщины оторвался от хрустального кубка и уперся в лицо Лили.
– Н-ничего, – ответила та. – Я просто хранила в банке пленки, вот и все. Я никогда не видела этого… А что там? Она выглядит почти как живая.
– Возможно, так оно и есть, – сказала женщина-кукушка. – Я должна над этим подумать.
Она подняла со стола сумку Лили, бережно уложила в нее кубок и застегнула молнию.
– Если у тебя хватит ума, – произнесла она, снова обращаясь к Лили, – ты постараешься больше никогда не попадаться на нашем пути.
–
Впервые за все время заговорил спутник женщины. Она обернулась к сыну, и ее голос зазвенел от еле сдерживаемого гнева. Несколько отрывистых фраз она произнесла по-французски.
–
Когда Доминика Куто снова повернулась к Лили, в ее глазах еще сверкали искорки ярости.
– Радуйся, что я решила взять это дело в свои руки, – сказала она.
Лили молча склонила голову.
– Надеюсь, мы больше никогда не встретимся, – добавила Доминика.
Женщина повесила сумку Лили на плечо, и спустя мгновение и она, и ее сын покинули комнату.
– Я тоже, – очень тихо произнесла Лили и откинулась на спинку стула, дрожа от напряжения.
– Не хотел бы я снова пережить что-нибудь подобное, – заговорил Кристи немного погодя.
Лили не произнесла ни слова.
– Ты в порядке?
– Кажется, да.
Лили повернулась к двери. Она едва могла поверить, что человек-кукушка, сын Доминики, не вернется и не убьет их обоих.
– Ты видел, что произошло с моей старой жестяной банкой? – спросила она. – Подумать только, а я целых полгода таскала ее в своей сумке.
– Она превратилась в потир, – с отсутствующим видом произнес Кристи. – Можно подумать, сосуд целиком состоял из света.
Потир. По мнению Лили, это было очень подходящее определение.
