Луиджи сейчас же устроился в лавочке величиной в квадратный метр, надвинув шляпу на глаза. День прошел, а в москательной лавке ничего не произошло. В половине девятого он пообедал в кабачке, направился к «Ambigue» и стал прохаживаться в крытой галерее. В первый же антракт пришел Пароли, который знаком велел ему следовать за собой. Они дошли до улицы Бонди, и, когда очутились в уединенном и темном месте, Анджело спросил:
— Ну, что нового?
— Ровно ничего.
— Как ты устроился?
Оружейник рассказал.
— Я тебе дам вперед, — произнес Пароли и вручил ему два стофранковых билета.
— Где я увижу вас завтра вечером?
— На улице Sante. Если меня не будет дома, подожди моего возвращения.
Луиджи пошел на свою квартиру, а на другой день в половине восьмого утра он уже был на улице Дам и занял свой наблюдательный пост. Прошло около четверти часа, как вдруг оружейник увидел служанку, возвращавшуюся домой в сопровождении господина серьезной наружности, с большими баками, одетого в черный костюм и белый галстук.
«Это, должно быть, доктор», — подумал Луиджи.
И он не ошибся. Хозяйка лавки ждала доктора на первом этаже. Она наскоро сообщила ему подробности ужасного падения Эммы-Розы, а затем повела его к дочери. Врач взял горячую руку Эммы и стал считать пульс.
— Небольшая лихорадка, — сказал он. — Что у вас болит, дитя?
— Голова… То тупая боль, то до такой степени острая, что я с трудом удерживаю крик.
— А зрение?
— Глаза не болят, но и сегодня, как вчера, мне кажется, что в комнате туман.
Солнечный луч проник в окно и упал на ее постель.
Доктор осмотрел глаза и слегка нахмурился.
— Рану затянуло? — спросил он.
— Почти совсем, — ответила Анжель.
— Мне необходимо ее осмотреть.
Анжель поспешила снять легкую повязку.
— Совсем затянуло, — сказал доктор. — Да и некстати скоро, так как вследствие этого и головные боли, и ненормальность зрения. Не беспокойтесь, сударыня, это ничего. Мы положим за уши мушки и оттянем кровь. Я сейчас напишу рецепт. Потрудитесь дать мне бумагу.
— Внизу все приготовлено.
Спустились в лавку, и врач написал рецепт.
— Когда вы посетите нас?
— Завтра.
— Вы не находите опасности?
— Нет. Мне кажется, что нет серьезного осложнения. Повторяю, рана зарубцевалась слишком скоро, и оттого — боли.
— Какие последствия?
— Например, катаракта и потеря зрения.
— О, Господи! — воскликнула Анжель, бледнея.
— Успокойтесь, мы пресечем зло в корне.
— Вы надеетесь?
— Вполне уверен.
— Да услышит вас Создатель! Если бы моя дочь ослепла, я сошла бы с ума.
— Ничего подобного теперь не случится, ручаюсь вам.
Доктор ушел, взяв с собой записку своего коллеги из Сен-Жюльен-дю-Со о ходе болезни. Катерина побежала в аптеку, и скоро две мушки были за ушами у Эммы. Оставалось ждать, какое действие окажет предписанное средство.
— Мама, мне гораздо лучше; разве я должна непременно лежать? — спросила девушка после полудня.
— Нет, милочка, если ты чувствуешь достаточно сил, никто тебе не запрещает, даже напротив.
— Я встану.
Анжель помогла Эмме-Розе одеться и провела к камину.
— Как ты себя чувствуешь теперь?
— Гораздо лучше, почти совсем хорошо.
— Какое счастье!
Анжель осыпала поцелуями белые худенькие ручки Эммы, возносясь душой в благодарственной молитве Всевышнему.
В эту минуту две кареты остановились перед лавкой. Из них вышли господин де Жеврэ, начальник сыскной полиции, письмоводитель и два агента, Светляк и Спичка. Луиджи так удивился, что едва удержался от громкого восклицания.
— О, полиция! — пробормотал он. — Я узнаю начальника сыскной полиции. Неужели все эти «рыжие» приехали за леденцами от кашля или за грудным чаем?
Приехавшие направились в лавку Анжель. Первым вошел судебный следователь, а за ним — остальные. Катерина была одна и, увидя нашествие незнакомцев, вовсе не похожих на покупателей, струсила.
— Барыня, барыня, сойдите вниз поскорее! — закричала она пронзительным голосом.
Испуганная криком служанки, Анжель торопливо спустилась и побледнела, как смерть, оказавшись лицом к лицу с начальником сыскной полиции и судебным следователем. Однако, преодолев волнение, она твердым голосом произнесла:
— Ваше присутствие меня удивляет. Чем это вызвано?
Господин де Жеврэ ответил:
— Смертью господина Жака Бернье, вашего отца…
— Потише, ради Бога, потише, — перебила Анжель с живостью, глухим голосом.
— Почему потише?
— Моя девочка наверху… еще совсем больная… а я хотела бы, чтобы тайна моего рождения никогда не была ей открыта. Войдите сюда, господа… здесь никто нас не услышит.
Анжель открыла дверь в комнату, служившую ей столовой и приемной. Казнев и Флоньи остались в лавке. Испуганная Катерина хотела выйти, но Светляк ее остановил.
— Подождите, тетушка, — сказал он ей, смеясь, — останьтесь-ка с нами на минутку. Для нас составит удовольствие исполнить свой долг, побыв с вами.
— Но, сударь… — начала служанка.
— Не теряйте понапрасну времени на пустые слова, — перебил Спичка, — так приказано начальством, не спорьте, а повинуйтесь.
Дрожа, Катерина присела на стул и закрыла лицо руками. Анжель закрыла за собой дверь и потому не могла видеть, что происходит в лавке. Машинально она предложила сесть своим страшным гостям, но они остались стоять. Господин де Жеврэ хотел что-то сказать, но хозяйка не дала ему времени:
— Милостивый государь, какому новому допросу вы собираетесь подвергнуть меня сегодня? Не сказала ли я вам все, что знала? Вы нашли негодяя, убившего моего отца и покушавшегося на жизнь моей дочери? Не желаете ли устроить очную ставку между ним и моей малюткой? Предупреждаю вас, что в настоящую минуту я всеми силами воспротивлюсь этому свиданию. Моя дочь не в состоянии его перенести: путешествие ее страшно утомило. Ей хуже, чем было в Сен-Жюльен-дю-Со, и доктор, только что ушедший,
