карета.
Когда дверь затворилась за последним посетителем, Грийский голосом, в первый раз в его жизни задрожавшим от волнения, проговорил:
— Вы великий ученый! Эта операция без скальпеля составит вашу славу!
— Corpodi Вассо! — воскликнул итальянец. — Дай Бог, чтобы все ваши предсказания сбылись!
И тихо-тихо, про себя, прибавил:
— Теперь я могу начать действовать. Между мною и целью нет препятствий! И я достигну ее, не будь я Анджело Пароли!
В качестве директора выдающегося лечебного заведения Пароли ежедневно приходилось совершать бесконечные разъезды по Парижу, и к нему, более чем к кому-либо, можно было применить изречение о том, что «время — деньги».
Как раз в это утро Пароли условился с одним из богатых содержателей экипажей и нанял у него карету помесячно, шикарно отделанную, с представительным кучером.
Карета уже ожидала его во дворе, около крыльца.
Он позавтракал со своим предшественником, который продолжал оставаться пока его гостем. Выйдя из-за стола, он переоделся и, усевшись в карету, обитую темно-голубым штофом, с чувством невыразимого удовлетворения и торжества велел кучеру ехать на улицу Vieile du Temple.
Он ехал к одному из своих земляков, венецианцу, человеку, давно знакомому и занимавшемуся полировкой хрусталя.
Там он заказал нужные стекла, описав их форму и величину с математической точностью, и велел отвезти себя на свою бывшую квартиру.
Когда он приехал туда, на городских часах било половину третьего.
Пароли вошел в квартиру, не проходя мимо консьержки, открыл ящичек, в котором держал украденные бумаги и деньги, и взял оттуда бумажник Жака Бернье, в котором находились черновик завещания, а также квитанция на миллион двести тысяч франков.
Итальянец сделал копии, спрятал их в ящичек, сунул оригиналы обратно в бумажник и опустил последний себе в карман.
После этого он написал письмо со следующим адресом:
«Господину Аннибалу Жервазони, улица Monsieur 1е Prince, д. № 5».
Он вышел из квартиры, затворил за собой двери, подал кучеру только что написанное письмо и сказал:
— Доставьте это по адресу.
— Слушаю! А куда прикажете приехать за вами?
— Никуда. Вы мне больше не нужны сегодня.
— Какие приказания на завтра?
— Завтра и каждый день вы должны быть у лечебницы в девять часов утра.
Кучер спрятал письмо и отправился исполнять поручение.
Пароли посмотрел ему вслед, а затем вернулся на бульвар де Курсель.
Погода стояла великолепная, хотя было довольно холодно. Тротуары были мокры, какими они бывают, когда начинается оттепель. В парке Монсо и на соседних бульварах было очень мало народа.
Итальянец выбрал минуту, когда около него не было ни экипажа, ни пешехода, вытащил из кармана бумажник Жака Бернье и уронил его на тротуар прямо в жидкую грязь. Затем с живостью наклонился, поднял его и слегка обтер носовым платком, стараясь оставить заметные следы грязи.
Продолжая держать бумажник в руке, чтобы дать ему время высохнуть, он направился в Батиньоль, на улицу Дам.
Дойдя до дома № 54, Пароли остановился и вошел в подъезд.
В глубине коридора находилась комнатка консьержки; итальянец отворил двери.
Изысканно одетый, в богатой меховой шубе, белом галстуке и изящных перчатках, красавец Пароли производил очень выгодное впечатление.
Консьержка приняла его за прокурора.
— Квартира господина Жака Бернье? — осведомился Пароли.
— На четвертом этаже, дверь налево, — ответила консьержка и подумала про себя: «Наверное, это кто-нибудь из суда по делу к mademoiselle Сесиль».
Пароли стал подниматься по лестнице и, дойдя до верхнего этажа, позвонил в дверь.
Бригитта, одетая в глубокий траур, отворила.
— Что вам угодно, сударь?.— спросила она.
— Господин Жак Бернье у себя? — осведомился он самым натуральным тоном.
Бригитта посмотрела на своего собеседника со страхом и изумлением.
— Господин Жак Бернье!!! — повторила она. — Вы спрашиваете господина Жака Бернье?
— Ну да. А что, разве он не здесь живет?
— То есть он жил здесь. Да разве вы ничего не знаете?
— Ровно ничего.
— Господин Жак Бернье умер.
— Умер?! — повторил Пароли, очень искусно приняв изумленный вид.
— Да, сударь.
— Как давно?
— Четыре дня назад.
— Это очень большое несчастье, но, может быть, тут есть кто-нибудь из его семьи?
— Да, сударь. Здесь еще живет mademoiselle Сесиль Бернье, его дочь.
— Могу я ее видеть?
— Видите ли, барышня страшно тоскует, постоянно в слезах!
— Я понимаю ее естественное горе, но все-таки это не помешает мне настаивать, чтобы она приняла меня. У меня к ней очень важное дело, которое делается еще важнее и серьезнее после того, что вы мне сказали.
— Если так, сударь, то потрудитесь войти, а я пойду предупредить барышню.
Анджело вошел в маленькую прихожую, а старая Бригитта тихо затворила за ним дверь.
Уже выходя, старушка остановилась и спросила:
— Как прикажете доложить?
— Потрудитесь сказать, что пришел доктор Анджело Пароли.
Четыре дня Сесиль находилась в самом ужасном состоянии. Страшная смерть отца повлияла на нее несравненно меньше, чем известие о том критическом положении, в котором она оказалась.
Триста пятьдесят тысяч, которые вез отец, были украдены убийцей.
Бумаги, среди которых была и квитанция банкира, хранителя миллионного капитала, тоже исчезли.
Каким образом может Сесиль вступить во владение этим капиталом?
Она предвидела массу промедлений, проволочек, а в конце концов, может быть, даже и невозможность получить деньги.
Во всяком случае, надо было начать процесс.
А Сесиль по опыту знала, как страшно долго могут иногда тянуться судебные тяжбы. Пока судьи будут заботиться об увеличении судебных издержек, а адвокаты блистать пустыми, звучными фразами, наследницу ожидала мрачная нищета.
Пятьюстами франками Сесиль уплатила мелкие долги. Нескольких золотых монет, оставшихся в ее портмоне, не хватит даже на похороны отца!
Грозный призрак нищеты стучался в ее двери.
А там наступят роды. Новые издержки.
