— О! К нему я пойду вместе с тобой, — живо сказала Мэри; лицо ее засветилось при мысли о том, что с Жоржем можно поговорить о Люсьене.
— Хорошо… пойдем вместе… От Жоржа я получил письмо, но так и не нашел времени на него ответить.
— Он, конечно же, благодарил тебя за то, что ты по его рекомендации принял на работу господина Лабру?
— Да, но в данном случае рассыпаться в благодарностях следовало бы мне. Он тем самым оказал мне неоценимую услугу.
— Ты доволен господином Лабру?
— Да… парень и в самом деле обладает немалыми достоинствами…
— И при этом прекрасно воспитан, исключительно корректен и самый настоящий джентльмен, ведь так? — живо добавила Мэри. — Вот видишь, я нисколько не ошиблась, с первого взгляда обнаружив в нем все эти качества…
Поль Арман молча посмотрел на дочь. Мэри покраснела до самых ушей и мысленно упрекнула себя за такую горячность.
Полчаса спустя двухместная восьмирессорная карета, запряженная двумя крупными холеными лошадьми англонормандской породы, уже везла отца с дочерью на улицу Бонапарта. Когда они прибыли к дому адвоката, было около двух часов дня. Люсьен Лабру только что ушел. Жорж как раз о нем и говорил с Этьеном Кастелем, но тут вошла служанка.
— Сударь, — сказала она, — к вам пришел господин Арман со своей барышней… Я проводила их в гостиную.
— Ах! Ну и дела! — воскликнул Жорж. — Вот уж кого совсем не ждал! Дорогой опекун, — добавил он, обращаясь к Этьену, — я сейчас познакомлю вас с одним из величайших промышленных гениев нашего времени… с хозяином нашего друга Люсьена Лабру.
— Мне будет очень приятно…
И оба отправились в гостиную.
— Добро пожаловать, дорогой господин Арман и госпожа Мэри!… — сказал Жорж, протягивая руку миллионеру и поклонившись девушке. — Очень рад вашему визиту.
— Я, дорогой мой адвокат, решил визитом ответить на полученное от вас письмо…
— Мне следовало бы не писать, а лично явиться, дабы поблагодарить вас и госпожу Мэри за теплый прием, оказанный вами моему протеже. Я намеревался так и сделать, но неотложные дела помешали исполнить мне долг и лишили меня удовольствия встретиться с вами лично. Пожалуйста, простите и позвольте представить вам моего опекуна, Этьена Кастеля, имя которого вам, безусловно, известно.
— И не только имя, — сказала Мэри, — но и его многочисленные работы; я большая поклонница его таланта.
— И я тоже… — добавил Поль, — и уверен, что нисколько не заблуждаюсь, ибо нередко слышал хвалебные отзывы о творчестве господина Кастеля от людей куда более компетентных в этой области, нежели я.
— Вы даже не представляете, господин Арман, до какой степени я был счастлив узнать, что мой дорогой друг Люсьен Лабру принят на работу на ваше предприятие. Примите мою глубочайшую благодарность.
— Благодарность… — прервала его Мэри, — похоже, это нам следует ее выражать. Папа утверждает, что вы сделали ему настоящий подарок.
— И в самом деле, ваш протеже — неоценимый сотрудник.
— Я очень надеялся, что все так и получится. Можно даже сказать: заранее был уверен, ибо хорошо знал, сколь редкими качествами он обладает. Тем не менее он перед вами в неоплатном долгу и считает вас своим благодетелем, чуть ли не спасителем, и абсолютно прав: если бы вы так вовремя не протянули ему руку помощи, он окончательно впал бы в отчаяние.
— В отчаяние?… — с волнением спросила Мэри.
— Почему вдруг? — поинтересовался Поль.
— А потому, что Люсьен Лабру стал уже сомневаться и в себе самом, и в своей способности обеспечить себе будущее. А сомнения, как известно, нередко доводят до отчаяния. На долю Люсьена выпали страдания, которых он совершенно не заслуживал. И теперь ему самое время познать хоть немного счастья, дабы залечить раны, нанесенные в прошлом.
Поль Арман, услышав эти слова, внезапно испытал сильное замешательство. Ему захотелось сразу же встать и уйти, но Мэри, которую живо интересовало все, связанное с предметом ее любви, в этот самый момент заговорила:
— У господина Люсьена ведь нет никаких родственников, да?
— Да, сударыня… в результате гнусного преступления он остался сиротой.
Девушка содрогнулась.
— В результате преступления!… Он никогда не говорил мне об этом… Папа, а тебе?
— Разумеется, сказал… Но я не счел нужным рассказывать тебе эту мрачную историю.
— Но почему? Ведь господин Люсьен и мой протеже тоже, я хочу знать о выпавших на его долю невзгодах, чтобы так же, как и ты, постараться помочь ему их забыть.
«Славное дитя…» — подумал Этьен Кастель, поочередно поглядывая то на отца, то на дочь. Мэри продолжала:
— Господин Дарье. Если можно, расскажите мне об этой трагедии!
— Я могу изложить вам ее вкратце… Однажды его отец, Жюль Лабру, возвращался домой из поездки. Среди ночи он прибыл в Альфорвилль и, едва ступив на территорию своего завода, увидел, что возник пожар, и тут же был убит.
— Но это же чудовищно! — дрожа, проговорила Мэри. — Правда, папа?
— Да… чудовищно…
— И кто же совершил поджог и убийство?
— Суд решил, что и то и другое сделала некая женщина… привратница и приговорил ее к пожизненному заключению.
— Да эта женщина просто чудовище! — в ужасе сказала Мэри.
— А может быть, она тоже жертва… — заметил Жорж.
— Что вы имеете в виду?
— Некоторые сведения, сообщенные Люсьену сестрой его отца, достойнейшей дамой, воспитавшей его, посеяли в его душе сомнения относительно виновности этой женщины.
— Но у суда никаких сомнений не возникло?
— Нет, сударыня. Все улики свидетельствовали против обвиняемой.
— И как же после этого господин Люсьен может сомневаться?
— Доказательства он считает недостаточно убедительными. И полагает, что тут имела место судебная ошибка, а они, увы, не так уж редки! От заключенной — Жанны Фортье — он надеялся получить какие- нибудь сведения, способные навести его на след подлинного виновника. К несчастью, в данный момент встретиться с ней нет ни малейшей возможности.
Арман почувствовал, как на голове у него выступил холодный пот.
— Это почему же? — почти резко спросил он. — Она осуждена и должна сидеть в тюрьме.
— Месяца два назад Жанна Фортье сбежала из центральной тюрьмы Клермона, где ее содержали до сих пор.
— Сбежала! — побелев, воскликнул бывший мастер.
— Впрочем, скорее всего ее в ближайшее время поймают… Люсьен ничего не знал о ее побеге. Об этом я сообщил ему только сегодня, ведь он просил меня навести о ней справки. Он очень расстроился… Потому что возлагал большие надежды на беседу с ней.
— Но если предположить, что предчувствие не обманывает его, он ничего уже не сможет сделать с преступником, ибо истек срок давности.
— Простите, сударь, еще как сможет! Если преступник, воспользовавшись украденными деньгами, занял весьма почетное положение в обществе, возмездием ему будет страшный скандал. А подобный позор зачастую оказывается хуже вынесенного судом приговора, так что виновнику остается лишь руки на себя
