– Вы, без сомнения, забыли осведомиться об этой интриганке!..
– Нет; но я не узнал ничего такого, что могло бы быть нам полезно.
– Тем хуже, потому что влияние итальянки на Филиппа Орлеанского увеличивается истинно странным образом. Она каждый день бывает в Пале-Рояле и три раза в неделю имела несказанную честь пользоваться особенными милостями регента.
– Его возлюбленные, должно быть, страшно перепуганы?
– Парабер и Сабран в отчаянии, а другие уверяют, что итальянка опоила регента зельем… Он хочет подарить ей прехорошенький отель на улице Серизэ…
– В самом деле, как вы говорите, это важно… Если эта женщина овладеет регентом посредством не только легковерия, но и чувственности, ее влияние может сделаться неограниченным…
– И вы понимаете, так же хорошо, как и я, что неограниченное влияние Антонии Верди погубит нас…
– Мы будем бороться…
– Это еще не все… Вы ранили на дуэли виконта д'Обиньи, который, к счастью, вас не знал…
– Да.
– Он убит несколько дней тому назад…
– Я об этом слышал…
– Он с вами дрался?
– Нет.
– После первой дуэли виконта регент принял сторону своего офицера и словно взбесился, оттого что кто-то имел дерзость напасть на одного из его приближенных. Он убежден, что рука, поразившая виконта смертельно, та самая, которая уже ранила его раньше, и приказал произвести самые деятельные розыски. Все полицейские сыщики на ногах… Я думаю, что виконт д'Обиньи был втайне любовником итальянки, и она всеми силами раздувает в душе Филиппа Орлеанского пламя мщения.
– Не и пусть ищут… Я уверен заранее, что они не найдут противника д'Обиньи во второй дуэли.
– Может быть; но вы сражались с ним в первый раз и этого может быть достаточно, чтобы погубить вас…
– Мне кажется, любезный маркиз, что вы смотрите на вещи с черной стороны их…
– Я вижу их в настоящем свете… Но подождите: я еще не все сказал…
– Еще есть что-нибудь?
– Есть. В последнее время мы, кажется, уж чересчур рассыпали нашу фальшивую монету; горожане жалуются, купцы доброго города Парижа раскричались как орлы. Регента завалили жалобами и просьбами… не сегодня завтра он вспылит, и я очень боюсь, чтобы тогда полиция не бросила на наши дела и операции нескромный взор… Ну, вы еще по-прежнему думаете, что я вижу вещи в черном свете?
– Я согласен, что положение дел запутывается… Но вы показываете мне зло, а не указываете на средства предотвратить его.
– По-моему, есть только одно средство…
– Какое?
– Сделать отводы.
– Прекрасно, но каким образом?..
– Я надеялся на вас…
– На меня?.. Боже мой! Что я могу сделать?
– Вы можете многое. Я сейчас из Пале-Рояля… Я видел регента, и, по моей просьбе, мы с вами включены в число гостей маленького ужина на нынешнюю ночь…
– Что а должен буду делать за этим ужином?
– Вы умный человек, любезный Рауль… человек с воображением, плодовитый на выдумки. Я убежден, что нынешней ночью вы сумеете снова овладеть воображением регента и возвратить свое влияние, очень колеблющееся в настоящую минуту. Каким же способом дойдете вы до этого результата, я не знаю, да, по всей вероятности, вы и сами знаете это не более меня. Но до вечера вы придумаете… Я в этом не сомневаюсь…
– Вы делаете мне слишком много чести, любезный маркиз, – отвечал Рауль, смеясь. – Вы, кажется, чересчур уверены во мне, а я между тем, говоря откровенно, вовсе не спокоен…
– Полноте! Это скромность, возвышающая вас в моих глазах. Через два часа вы составите ваш план и расскажете его мне, когда я приеду за вами, чтобы, в случае надобности, я мог помочь вам… О чем идет речь? О том, чтобы поразить Антонию Верди ее же собственными представлениями. Она показывает ему черта. Это очаровательно! Превзойдите чародейство Антонии Верди, покажите Филиппу что-нибудь еще страннее черта, и вы выиграете партию… Это не трудно!
– Хорошо вам говорить! – вскричал Раль. – Регент начинает пресыщаться, и я не вижу, каким образом могу я превзойти Антонию… Разве что показать ему кардинала Дюбуа, черта первого разряда и высшего достоинства, чем черт итальянки…
– Вы шутите – это хороший знак!.. Я полон надежды и доверия,
– Дай Бог, чтобы это доверие не разрушилось!..
– Полноте! Мы приедем в Пале-Рояль в полночь. Я заеду за вами в одиннадцать часов, чтобы успеть