Только что пробило девять часов.
Залы начинали наполняться, и тут можно было встретить типов, вполне достойных внимания, но мы оставим их и займемся теми двумя личностями, о которых говорил Теферу начальник полиции.
Один из них, Термонд, сидел за стаканом вина и с большим вниманием читал газету. Это был человек лет тридцати, почти такой же худой, как Жан Жеди.
Густые черные волосы падали ему на лоб, странно контрастируя с голубыми глазами и рыжими бровями.
Причиной этого контраста был артистически сделанный парик, совершенно изменивший внешность беглого арестанта.
Бархатные коричневые панталоны и жилет, темная шерстяная куртка составляли его костюм, который дополняло что-то вроде фуражки без козырька, напоминавшей формой английский берет.
Он давно уже читал свою газету, когда в погреб вошел человек почти его лет и уселся против него.
Новопришедший, маленького роста, плечистый, был одет в синее суконное платье и мягкую шляпу. У него были длинные волосы и большая борода, то и другое — фальшивое. Это был Дюбье.
— Ну что? — встретил его вопросом Термонд, протягивая руку.
— Сейчас поговорим, дай мне прежде промочить горло: я околеваю от жажды.
Он спросил вина и выпил залпом два стакана.
— Ну что же? — повторил Термонд.
— Неважно… Я спустил только пять задних колес.
— Это все-таки двадцать пять франков.
— Надо вычесть еще три франка расходов… Всего, значит, двадцать два франка. Немного. Ну, а ты?
— Я был счастливее: я спустил семь медалей.
— Значит, всего барыша за день полсотни франков на двоих.
— Этим можно бы довольствоваться, если бы не подозрительность лавочников… Я говорил тебе, что звук слишком глух, а эти проклятые торгаши имеют скверную привычку бросать монету на прилавок. Я все боюсь, как бы снова не попасться… ведь на этот раз дело пахнет не пятью годами тюрьмы, а бессрочной каторгой. Да еще за нами будут, конечно, так смотреть, что нечего и думать о бегстве.
— Согласен, но чего же ты хочешь? Надо жить, а наше дело приносит больше, чем воровство с выставок.
— Зато оно опаснее.
— Так, по крайней мере, не околеешь с голоду. Ты, я вижу, трусишь…
— Может быть, — прошептал Термонд. — Ах, если бы можно было выискать хорошее дело, которое дало бы тысяч десять франков; мы удрали бы за границу и зажили бы себе спокойно.
— Ну что же, ищи свое десятитысячное дело! — заметил Дюбье. — А пока будем спускать нашу монету, да поосторожнее. Ты обедал?
— Нет, а ты?
— И я тоже нет. Не пойти ли нам к заставе Трона?
— Ладно.
— Заплати за вино.
— Фальшивой монетой? — спросил Термонд.
— Конечно… Увидим, сойдет ли.
— Надо беречься: патрон здесь — хитрец.
— Заплати слуге, он ничего не увидит.
В эту минуту в кабак вошел человек лет пятидесяти, одетый портовым грузчиком, и, усевшись недалеко от наших друзей, потребовал сиплым голосом кружку пива.
Термонд остановил проходившего слугу.
— Мы выпили бутылку вина и стакан, — сказал он, — двадцать четыре су… получайте.
И подал пятифранковую монету.
Грузчик не спускал глаз с фальшивомонетчиков, которые встали и приготовились выйти.
Слуга взял монету и оглядел ее.
— Чего ты смотришь? — спросил Дюбье с чертовским апломбом. — Ты думаешь, может быть, что тебе дали двадцать франков вместо ста су? Надень очки, старик, это заднее колесо.
Внимание грузчика удвоилось.
— Да, оно на то похоже, — заметил слуга, — только мне кажется, что тут что-то не чисто.
И он уронил монету на стол грузчика. Она издала глухой звук.
— Пожалуй, ты скажешь, что она из свинца? — продолжал Дюбье.
— Не знаю, из свинца она или нет, но только дайте мне лучше другую.
Грузчик взял монету и взвесил ее на руке с видом знатока.
— Как! — воскликнул он. — Ты смеешь уверять, что это не серебро?… Хотел бы я иметь тысячу таких фальшивых! Вот тебе двадцать четыре су. Я дам сдачу этим господам.
Слуга взял деньги и отошел, пожимая плечами.
— Вот сдача, — сказала грузчик, набрав три франка шестнадцать су и пододвигая их друзьям. — Но, — прибавил он, глядя в глаза Дюбье, — не надо часто этого делать, милый мой Дюбье, а то можешь себе повредить.
Фальшивомонетчик, названный по имени, побледнел и остановился как вкопанный, разинув рот.
Термонд хотел было ускользнуть, но грузчик удержал его словами:
— Нечего улепетывать, друг Термонд, я не враг… напротив… Сядьте, дети мои, я хочу с вами побеседовать.
Беглые арестанты в изумлении переглянулись. Кто мог быть этот человек, совершенно им незнакомый, который, однако, узнал их, несмотря на маскарад.
Они стояли, точно пригвожденные к полу.
— Ну что же? — продолжал с насмешливой улыбкой Тефер. — Замечательно глупый вид у вас, когда вы удивлены. Сядьте же… Повторяю, что я хочу с вами поговорить. Если вы не будете смирны, как овечки, — прибавил он вполголоса, — то мне стоит сделать знак, и вы через четверть часа очутитесь в префектуре. Хотите этого?
— Попались! — жалобно пробормотал Термонд. — Я так и думал… Я предвидел это!
— Заткни глотку! — сказал Дюбье. — Ты видишь, что этот господин — добрый малый… Ну, будет шутить, — продолжал он, усаживаясь за стол Тефера. — Вы ведь хотели посмеяться? Ваши мушары на улице — просто выдумка, вы, верно, хотите просто узнать, нет ли у нас работы для вас?
— Ты умеешь читать? — спросил Тефер.
— Еще бы!
— Ну, так прочти вот это, голубчик мой, и скажи потом, что думаешь…
С этими словами инспектор развернул перед их глазами ордер на арест, данный ему начальником полиции.
— Вы видите, — продолжал он, — это вас касается: Дюбье, Термонд, убежавшие из Клерво… Мне остается только прибавить внизу: «Пойманы при сбыте фальшивой монеты…»
Термонд дрожал.
— Берите нас… — пробормотал он. — Не мучьте только больше.
— Замолчишь ли ты? — прервал его Дюбье. — Если господин предложил побеседовать с нами, это значит, что он не хочет сделать нам ничего неприятного.
— Однако ты сообразителен! — заметил, смеясь, Тефер.
— Да, мне не раз уже это говорили.
Тефер подозвал слугу и велел подать две бутылки бургундского и два стакана.
— Мы еще не обедали… — намекнул Термонд.
— Пусть тогда нам подадут яичницу с ветчиной, да побольше…
Термонд начал успокаиваться. Слабая улыбка появилась на его бледных губах.
— Я люблю ясные положения, — сказал Дюбье, — приступим прямо к делу… Вы из полиции?
