звезду!
Бывшая куртизанка посмотрела на часы.
— Три часа, банк не закрывается раньше четырех, я еще успею.
Она опустила одно из стекол и сказала кучеру:
— На улицу Лафит.
А час спустя она возвращалась домой со ста тысячами франков в кармане и, войдя в маленькую гостиную, заперла деньги в бюро черного дерева, в котором хранила все важные бумаги.
Полученная сумма состояла из четырех пачек банковских билетов по двадцать пять тысяч каждая.
Она взяла в одном из ящиков довольно большой бумажник, открыла его и хотела положить туда деньги. Но вдруг остановилась и, прижав микроскопическую стальную пуговку, открыла тайное отделение, совершенно незаметное под сафьяном.
«Завещание Сигизмунда и расписка Кортичелли представляют для меня состояние, — подумала она. — И они будут тут в безопасном месте».
Конверт, запечатанный большой красной печатью, но разрезанный сверху, и другая бумага, сложенная в несколько раз, исчезли в тайном отделении бумажника. Затем Клодия взяла пачки денег и несколько оставшихся банковских билетов — почти последние, и также положила их в бумажник, который поместила на прежнее место.
Между тем время шло.
Скоро в комнату вошла горничная сказать, что парикмахер ждет ее.
В семь часов без нескольких минут Клодия и ее дочь переступили порог большой залы, еще совершенно пустой.
Балу должен был предшествовать обед, и приглашенные, к числу которых принадлежали Анри де Латур-Водье и Этьен Лорио, должны были не замедлить собраться.
Анри приехал одним из первых.
При виде молодого человека, входящего в переднюю, Рене Мулен немного побледнел от беспокойства.
Если бы приемный сын сенатора узнал механика, то все здание, так тщательно возведенное, грозило рухнуть, так как Анри, — вполне понятно удивленный его присутствием в этом доме в костюме метрдотеля, — непременно стал бы расспрашивать и произнес бы его имя. А это имя, наверное, заставило бы хозяйку прогнать своего метрдотеля, а может быть, даже и передать его полиции.
Но, к счастью, Анри прошел мимо Рене, не узнав его.
С этой минуты механик считал себя в безопасности.
Когда лакей вводил доктора, Лоран попался ему навстречу и незаметно шепнул:
— Не забудьте.
Племянник Пьера Лорио наклонил голову в знак согласия. Но его любопытство еще более усилилось. Он спрашивал себя: какую тайну скрывали от него и какую странную роль должны были сыграть на его глазах Берта и Рене Мулен.
При входе в зал мистрисс Дик-Торн, почти столь же прекрасная, как двадцать лет назад, и Оливия, сияющая молодостью, свежестью и грацией, любезно принимали гостей.
Дюбье и Термонд пообедали и немало выпили, однако не до того, чтобы напиться, отлично помня, что нуждаются в полном хладнокровии.
— Девять часов, — сказал Термонд, бросив взгляд на часы. — Пора отправляться по делу.
— Наше дело очень простое, — ответил Дюбье. — Мы должны быть ровно в десять часов у дома номер 19 на улице Нотр-Дам-де-Шан.
— Совершенно верно. Отсюда недалеко: мы будем там за две минуты.
— Итак, главное…
— Главное, достать фиакр, а его у нас нет.
— Будь спокоен, мы его достанем. У меня есть план. Надо узнать, где здесь поблизости трактир для кучеров.
— Нечего узнавать: на Менском шоссе.
— Это далеко от полицейского поста?
— Да, порядочно.
— Отлично. Задав лошади овес, они не думают о ней больше, — ты понимаешь?
— Говори, я пойму.
— Сейчас же по выходе отсюда я надену купленный мною костюм, парик и бакенбарды и стану кучером с головы до ног. Затем мы отправимся к месту, где эти господа имеют обыкновение останавливаться. Высмотрев легкий фиакр и хорошую лошадь, я сниму с лошади мешок с овсом и взнуздаю ее в одну минуту. Ты войдешь в трактир и прикажешь подать себе что-нибудь, чтобы наблюдать за дверью, — я же сяду на козлы и выеду. Дождь идет, на улице грязь, которая заглушает стук колес. Я сделаю объезд, чтобы сбить с толку любопытных, и затем приеду на улицу Нотр-Дам-де-Шан, где мы встретимся. Что ты скажешь о моей выдумке?
— Восхитительна!
— Со временем мы, может быть, будем эксплуатировать эту идею, сегодня же вечером у нас есть другое дело. Надо подумать обо всем. Нельзя, чтобы узнали номер фиакра.
— Твоя правда. Но как же это сделать?
— Очень просто. Ты купишь лист черной бумаги, и мы заклеим номера. Нет ничего проще. Понял?
— Я иду.
— Проходя мимо кассы, прикажи прислать мне счет.
Через несколько минут Термонд вернулся с листом черной бумаги и баночкой клея.
— Четверть десятого, — сказал Дюбье, — нам пора.
Оба друга вышли из трактира и направились к Менскому шоссе. Но, к их величайшей досаде, во дворе не стояло ни одного фиакра.
— Черт возьми! — прошептал Термонд. — Неужели дело нам не удастся из-за проклятой погоды? Это было бы не очень забавно.
— Будь спокоен, — возразил Дюбье. — На Восточной улице, недалеко отсюда, есть другой трактир.
Когда они пришли ко второму трактиру, там стояли три фиакра.
Лошади, покрытые драными коврами, с большим аппетитом ели овес.
В маленькой комнате за лавкой три кучера не спеша обедали за одним столом. Они говорили о своем ремесле, которое любили, о погоде, которая портится, о больших концах и недостаточно щедрых седоках, — наконец, они философствовали, чтобы отдохнуть от бесконечного сидения на козлах.
Вдруг все замолчали: они услышали в первой комнате громкий голос. Этот звонкий веселый голос, раздававшийся по всему дому, был им хорошо знаком.
— Здравствуйте, папа Питуа, — говорил он.
— Здравствуйте, господин Лорио, — ответил хозяин. — У нас сегодня отличный обед.
— Хорошо, подайте мне бутылку вина.
— Прикажете суп? У нас сегодня щи.
— Давайте тарелку, да побольше капусты.
— Куда прикажете подать, господин Лорио? Здесь есть ваши товарищи.
— Кто такие?
Хозяин назвал три имени.
— Отлично! — вскричал Лорио. — Добрые ребята, я с удовольствием с ними чокнусь.
Кучер фиакра номер 13 направился к маленькой зале и был встречен веселыми восклицаниями своих товарищей, которые поспешно раздвинулись, чтобы дать ему место у стола.
— Как ты сюда попал? — спросил один из них.
— Я только что переложил лошадь.
— Значит, ты проездишь сегодня всю ночь?
— Да, конечно. В такую погоду можно заработать много. А ты, Сан-Суси?
