— Значит, вас прислал не Рене Мулен?
— Он или кто другой, — вам объяснят там.
— Где там?
— Я уже сказал, что вы увидите.
— Вы негодяй!
— Бранитесь сколько угодно, если это вам нравится, только не слишком громко.
— А! — с отчаянием сказала Берта. — Я позову на помощь!
И она начала кричать:
— Помогите! Помогите! Ко мне!
Термонд оттолкнул ее и, закрыв ей рот рукой, дал почувствовать лезвие ножа.
Дюбье продолжал петь.
Берта в отчаянии упала на подушки. Ее терзали мрачные предчувствия. Она думала о врагах Рене, о тех таинственных людях, которые один раз чуть не погубили его. Она решила, что находится в их власти и, следовательно, погибла.
Она думала об Этьене Лорио, о своих разбитых надеждах; крупные слезы полились из ее глаз, и наконец она громко зарыдала.
Термонд скрестил руки, но не выпускал ножа.
Милорд казался неутомимым: экипаж продолжал быстро катиться вперед.
Мало-помалу рыдания Берты прекратились, и слезы перестали течь. Девушка обратилась к Богу с горячей молитвой, и спокойствие вернулось в ее душу. Мысль об убийстве казалась ей невероятной, и она говорила себе, что, по всей вероятности, разлучая ее с Рене и удаляя из Парижа, эти люди имели разные причины; ее, может быть, будут держать в заключении некоторое время, но не убьют, и настанет день, когда она снова будет свободна и увидит Этьена.
Тогда она решила разыграть покорность.
Девушка конвульсивно держалась руками за подушки экипажа. Вдруг ей под руку попалась маленькая записка. Она схватила ее и сунула себе в перчатку.
«Кто знает, — думала она, — это может быть какое-нибудь доказательство, забытое негодяями, которое со временем послужит мне против них».
Как ни смутна и ни невероятна была подобная надежда, тем не менее она поддерживала несчастную Берту и уменьшала ее страх.
В это время фиакр стал двигаться не так скоро. Они проехали деревню Баньоле и стали подниматься по дороге, ведущей на холм.
Грязная дорога была страшно скользкая, так что кучер должен был сойти на землю и вести Милорда под уздцы.
Наконец они поднялись на вершину холма.
Глухой стук колес по грязной дороге донесся до слуха полицейского.
«Наконец-то!» — подумал он, вынимая из кармана бархатную полумаску и надевая ее.
Прошло несколько минут.
Тефер заметил вдали темную массу, которая медленно продвигалась и, наконец, остановилась. Это был фиакр номер 13.
Он подошел.
— Ну что? — спросил он у Дюбье.
— Привезли, хотя не совсем спокойно. Когда девушка поняла, что попала в ловушку, она пробовала сопротивляться…
В это время дверца отворилась, Термонд вышел и, повернувшись, сказал Берте:
— Мы приехали, сударыня, выходите.
Берта, дрожа, повиновалась.
Ее глаза, привыкшие к темноте, различили третьего человека, стоявшего перед экипажем в маске. Ее страх усилился.
— Не кричите, а не то… — сказал Термонд.
Он не закончил, а только поднес нож к глазам Берты.
— Я буду молчать, — прошептала она.
— Следуйте за этим господином, — сказал кучер, указывая на Тефера.
Девушка пошла вслед за ним.
Термонд и Дюбье, привязав лошадь у ворот, последовали за ними.
Жорж де Латур-Водье, услышав шум шагов, поспешно бросился за дрова. Он не думал отступать, но в то же время его обуял страх.
Дверь отворилась, и пленница появилась между тремя сторожами.
— Зажгите свечу, — сказал Тефер, — и проводите эту особу на второй этаж.
Берта и не думала сопротивляться. Ей казалось, что она видит дурной сон. Она чувствовала свою беспомощность и обращалась к Богу. Она глядела на своих трех спутников, почти не замечая их.
Термонд сейчас же исполнил приказание патрона.
— Идите, — сказал он, — и не забывайте, что надо молчать.
Берта покорно последовала за ним. Он заставил ее пройти через две комнаты, подняться по лестнице и ввел в довольно большую залу. Тут он поставил свечку на стол.
— Вы видите, что на окнах крепкие решетки, следовательно, было бы бесполезно пытаться бежать. Ставни закрыты, и я не советую вам открывать их, так как видеть нечего, а это может обойтись для вас плохо.
Берта ничего не ответила и скорее упала, чем села, на стул. Термонд вышел, закрыв двери на ключ.
Когда он спустился, Дюбье рассказал Теферу и герцогу все происшедшее.
Герцог обвязался платком, который скрывал три четверти его лица.
— Мы сделали то, что нам было поручено, — сказал Термонд, — и, полагаю, что сделали хорошо. Давайте деньги, господни Гоше, и поскорее: мы уедем через Монтрейльскую дорогу. Она, правда, не особенно хороша, но зато короче.
— Сколько еще нужно этим людям? — спросил герцог.
— Тридцать пять тысяч франков.
Жорж молча вынул бумажник и положил на стол тридцать пять билетов по тысяче франков.
— Мы сделали кое-какие издержки, — решился заметить Термонд, тогда как Дюбье пересчитывал и собирал драгоценные бумаги.
Герцог прибавил еще тысячу франков.
— Дело кончено ко всеобщему удовольствию, — сказал Дюбье, — теперь выпутывайтесь, как вам угодно, — это ваше дело. Мы уезжаем.
— Я советовал бы вам уехать для развлечения за границу, — сказал Тефер.
— Благоразумный совет, которому мы немедленно последуем.
— Куда вы поедете?
— В Швейцарию, на родину Вильгельма Теля и женевских часов, — мне надо починить мои.
— Я так и думал. Вот вам два визированных паспорта и желаю счастливого пути.
— Благодарю вас, — сказал Дюбье, опуская паспорта в карман. — До свидания, господа, желаю счастья.
Термонд открыл шкаф, вынул из него довольно большой узел, который надел на руку, и последовал за Дюбье.
— Ты ничего не забыл? — спросил последний, проходя через сад.
— Нет, все наше старое тряпье в этом узле. Там мы обновим наш гардероб.
— Он нуждается в этом.
— Со мной также маленький кошелечек, в котором лежит штук пятьдесят монет нашей фабрикации.
Дюбье остановился.
— Брось это! — с гневом вскричал он. — Теперь, когда мы богаты, было бы глупо носить с собой
