Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

возставала предъ сильными міра сего, то мы жили бы въ золотомъ в?к?, называемомъ и безъ того золотымъ, по сравненію его съ в?ками минувшими. Помни это, Санчо, и отв?чай прямо на мои вопросы.

— Извольте, но только не сердитесь когда я вамъ скажу, безъ всякихъ украшеній все, что я слышалъ о васъ.

— Говори откровенно, и я не думаю сердиться на тебя.

— Такъ скажу я вамъ по правд?: вс? говорятъ, что вы рехнулись, да и я вм?ст? съ вами. Дворяне говорятъ, будто вы не им?ли права прибавлять къ вашей фамиліи донъ и называть себя рыцаремъ, влад?я всего на всего четырьмя виноградными деревьями и н?сколькими десятинами земли съ рвомъ спереди и позади; рыцари очень недовольны, что въ нимъ присталъ простой гидальго, особенно т? изъ нихъ, которые не только въ рыцари, да не годятся и въ оруженосцы, которые чистятъ сажей сбрую и заштопываютъ чернымъ шолкомъ свои зеленые носки.

— Это меня не касается. Я всегда прилично од?тъ и никогда не ношу платья съ заплатами; съ дырами, быть можетъ, но только съ дырами, сд?ланными оружіемъ, а не временемъ.

— На счетъ же вашего мужества, благородства и вашихъ подвиговъ, мн?нія розны: одни говорятъ, что вы довольно забавный полуумный; другіе — что вы храбры, но безтолковы; третьи — что вы благородный сумазбродъ; вс? же, вообще, такъ хорошо честятъ васъ, какъ лучше и придумать нельзя, еслибъ даже захот?ть.

— Санчо, отв?тилъ Донъ-Кихотъ, ч?мъ возвышенн?е наши достоинства, т?мъ сильн?е злословятъ ихъ; ты это ясно видишь теперь. Многіе ли изъ великихъ историческихъ лицъ не были оклеветаны? Юлій Цезарь, этотъ славный полководецъ прослылъ за эгоиста, неряху и развратника. Великаго Александра обвиняли въ пьянств?. Проводившій жизнь свою въ баснословныхъ подвигахъ Геркулесъ прослылъ челов?комъ изн?женнымъ и сладострастнымъ. О брат? Амадиса донъ-Галаор? говорили, что онъ безпокоенъ и неуживчивъ, а о самомъ Амадис?, будто онъ плакса, не хуже любой женщины. Поэтому, б?дный мой Санчо, я нисколько не огорченъ вс?ми этими слухами, ут?шая себя т?мъ, что несправедливость людей была уд?ломъ многихъ великихъ мужей, ставшихъ удивленіемъ міра.

— Но позвольте, на средин? дороги не останавливаются; зам?тилъ Санчо.

— Что же еще? спросилъ Донъ-Кихотъ.

— А то, отв?чалъ Санчо, что, до сихъ поръ, я подчивалъ васъ медомъ, если же вы хотите звать побольше, то я приведу сюда одного челов?ка, который доскажетъ вамъ остальное. Сынъ Вар?оломея Караско, Самсонъ, прі?халъ вчера вечеромъ изъ Саламанки, гд? онъ получилъ званіе бакалавра; узнавши о его прі?зд?, я отправился поболтать съ нимъ, и узналъ отъ него, что въ Италіи отпечатана книга, которая называется: славный и многоумный рыцарь Донъ-Кихотъ Ламанчскій. Въ этой книг? говорится только о васъ и обо мн?; и если в?рить Караско, такъ я выставленъ въ ней за показъ всему міру подъ моимъ настоящимъ именемъ Санчо Паесо. Въ книгу эту всунута и госпожа Дульцинея Тобозская и многое другое, происшедшее между мной и вами. Я перекрестился, по крайней м?р?, тысячу разъ, не понимая, какой чортъ разсказалъ это все описавшему насъ сочинителю.

— Нужно думать, что книгу эту написалъ какой-нибудь мудрый волшебникъ, потому что отъ нихъ не скрыто ничего, зам?тилъ Донъ-Кихотъ.

— Должно быть волшебникъ, чортъ бы его побралъ, отв?тилъ Санчо; Караско говорятъ, будто онъ называется Сидъ Гамедъ Беренгена [1].

— Это мавританское имя — сказалъ Донъ-Кихотъ.

— Очень можетъ быть; мавры, какъ слышно, любятъ бадиджану — отв?чалъ Санчо.

— Ты однако, перепуталъ, кажется, имя автора, зам?тилъ Донъ-Кихотъ; потому что слово сидъ значитъ господинъ.

— Этого я не знаю, но если вамъ желательно, чтобъ я привелъ сеюда самого бакалавра, то я полечу къ нему быстр?е птицы, сказалъ Санчо.

— Ты сд?лаешь мн? этимъ большое одолженіе; посл?дняя новость такъ сильно затронула мое любопытство, отв?чалъ Донъ-Кихотъ, что я не возьму ничего въ ротъ, пока не узнаю подробно обо всемъ.

Санчо тотчасъ же поб?жалъ за бакалавромъ, съ которымъ онъ вскор? вернулся къ Донъ-Кихоту, и тогда между ними завязался преинтересный разговоръ, переданный въ сл?дующей глав?.

Глава III

Донъ-Кихотъ кр?пко задумался, въ ожиданіи прихода Караско. Онъ никакъ не могъ ожидать, чтобы исторія его подвиговъ была обнародована въ то время, когда мечь рыцаря еще дымился кровью его враговъ. И онъ вообразилъ себ?, что вдохновенный своимъ даромъ, исторію его написалъ какой-нибудь волшебникъ, другъ или недругъ его: другъ: съ ц?лію возвеличить и вознести его превыше вс?хъ рыцарей міра; недругъ — съ ц?лію омрачить его славу и низвести его ниже посл?дняго оруженосца. «Я, однако, не припомню», говорилъ онъ самъ себ?, «чтобы кто-нибудь писалъ исторію оруженосцевъ, и если правда, что исторія моя напечатана, то, какъ исторія странствующаго рыцаря, она должна быть благородна, возвышенна и правдоподобна». Вспомнивъ однако, что историкъ его мавръ, какъ показывало слово сидъ, а потому отъ него, какъ отъ мавра, трудно ожидать правды; онъ началъ бояться, чтобы мавританскій писатель не представилъ съ неприличной стороны любви рыцаря въ Дульцине?, и т?мъ не омрачилъ бы ея незапятнанной славы. Не смотря на то, онъ былъ ув?ренъ, что авторъ воздастъ должную хвалу р?дкому постоянству и безграничной преданности своего героя избранной имъ дам?, отвергшаго изъ-за нее столько царственныхъ женщинъ, чтобы не омрачить ни одною т?нью в?рности клятвъ, данныхъ имъ Дульцине?.

Приходъ Караско и Санчо оторвалъ Донъ-Кихота отъ этихъ мечтаній, и рыцарь, какъ бы внезапно пробужденный отъ глубокаго сна, встр?тилъ своего гостя и принялъ его съ нелицепріятнымъ радушіемъ.

Не смотря на свое имя, Самсонъ Караско былъ челов?къ л?тъ двадцати пяти: бл?дный, низкій, худой, умный и большой насм?шникъ. Круглое лицо, большой ротъ и вздернутый носъ сразу показывали въ немъ челов?ка, не считавшаго особеннымъ гр?хомъ посм?яться на чужой счетъ. Войдя въ Донъ-Кихоту, онъ кинулся предъ нимъ на кол?на, прося у него позволенія облобызать его руки. «Синьоръ», сказалъ онъ ему: «клянусь этимъ платьемъ святаго Петра — хотя я и не вознесся еще надъ четырьмя первыми учеными степенями — вы славн?йшій изъ вс?хъ прошедшихъ, настоящихъ и будущихъ рыцарей; и да благословится имя Сидъ-Гамедъ Бененгели, пріявшаго на себя трудъ написать ваши несравненные подвиги; да благословится десять разъ имя того, это перевелъ эту исторію съ арабскаго языка на кастильскій и т?мъ доставилъ намъ возможность насладиться чтеніемъ одной изъ самыхъ увлекательныхъ книгъ».

Приподнявъ Караско, Донъ-Кихотъ спросилъ его: «скажите, неужели, въ самомъ д?л? исторія моихъ д?лъ уже написана и притомъ мавританскимъ историкомъ»?

— Да, отв?чалъ Караско, не только написано, но и отпечатана уже бол?е ч?мъ въ дв?надцати тысячахъ экземплярахъ въ Лиссабон?, Валенсіи, Барселон?, говорятъ будто ее печатаютъ даже въ Анвер?, и я нисколько не сомн?ваюсь, что н?когда ее станутъ всюду печатать и переведутъ на вс? языки.

— Ничто не можетъ бол?е обрадовать каждаго благороднаго челов?ка, сказалъ Донъ-Кихотъ, какъ вид?ть еще при жизни напечатанною исторію своихъ д?лъ, вид?ть себя при жизни окруженнымъ общимъ уваженіемъ и ореоловъ незапятнанной славы.

— О, что до славы, отв?тилъ бакалавръ, то, въ этомъ отношеніи, вы недосягаемо вознеслись надъ вс?ми странствующими рыцарями въ мір?, потому что мавританскій историкъ на своемъ, а христіанскій за своемъ язык? старались обрисовать характеръ вашъ въ самомъ осл?пительномъ блеск?, выказавъ съ самой возвышенной стороны вашу неустрашимость въ опасностяхъ, твердость въ превратностяхъ жизни, терп?ніе въ перенесеніи ранъ, и наконецъ платоническую любовь вашу къ донн? Дульцине? Тобозежой.

— А! воскликнулъ Санчо. Я, правду сказать, не слыхалъ до сихъ поръ, чтобы госпожа Дульцинея называлась донной; она просто Дульцинея, безъ всякихъ доннъ; и вотъ вамъ первая ошибка въ вашей исторіи.

— Это д?ло не важное, возразилъ бакалавръ.

— Конечно, не важное, подтвердилъ Донъ-Кихотъ. Но скажите, пожалуйста, продолжалъ онъ, обращаясь къ бакалавру, какіе изъ моихъ подвиговъ въ особенности прославлены?