Рация издала пронзительно-призывный звук.
— Прием. Прием. Лейтенант Сантомассимо, — послышался уставший голос Джима Бишопа. — Вы меня слышите? Ответьте.
Сантомассимо взял микрофон:
— Говорит Сантомассимо. Я в западной части города. Подвез профессора Куинн до ее дома.
— Сэр, это вы? Где вы были? Вам лучше приехать сюда, сэр. Капитан…
В эфир ворвался голос капитана Эмери:
— Черт возьми, Фред, у нас вооруженное ограбление, перестрелка на Роуз-Корт и маньяк возле почты, угрожающий самосожжением. Где тебя черти носят, мать твою…
— Я был в парке Эко, сэр.
— Парке Эко?
— По делу о серийных убийствах, сэр.
— Послушай, я не знаю, зачем ты туда ездил, но мне не хочется ложиться под нож окружного прокурора. Я также не хочу, чтобы это дело развалило работу целого участка. Немедленно приезжай сюда, иначе я тебе башку оторву!
— Сейчас буду, сэр.
Капитан Эмери еще немного поругался и отключился. Сантомассимо вернул рацию на место и смущенно взглянул на Кей.
— Извини его. Я понимаю, мы не такие утонченные, как твои друзья из университетской среды.
— Надеюсь, у тебя не будет неприятностей?
— Нет. Капитан Эмери относится ко мне как к сыну. Пойдем, я провожу тебя до двери.
Сантомассимо вылез из машины, обошел ее и открыл ей дверь. Мимо проехал еще один скейтбордист, подпрыгнул и приземлился на лужайке, а его доска, изменив направление, прокатилась через дорогу. Сантомассимо подал Кей руку. Его смущение прошло. Подростки возвращались, держа скейтборды в руках. Они посмотрели в сторону Сантомассимо и Кей, стоявших возле «датсуна» и державшихся за руки. Он слегка отстранился и взглянул ей в глаза, впервые за все это время увидев в них веселые искорки. Однако в следующее мгновение она вновь стала серьезной.
Было очень тихо. Дом купался в оранжевых лучах заходящего солнца, чуть заметно покачивались длинные перистые листья пальм. Со стороны вымощенного плиткой двора доносилось слабое журчание фонтана.
Снова зашипела рация.
— Лейтенант, — послышался голос Джима Бишопа. — Бронте нашел на пляже чемодан со шприцами. Вы можете сюда приехать как можно быстрее?
— Надо ехать, — с явной неохотой сказал Сантомассимо.
Кей кивнула и отперла калитку. Плитка вокруг фонтана была украшена изображениями ив и павлинов. На поверхности воды плавали кувшинки, над ними возвышались коричневые головки камышей. По дну лениво перемещался черный сомик, между стеблями растений сновали юркие золотые рыбки. На воду то и дело падали тени качавшихся в вышине пальмовых ветвей.
— Красиво? — спросила Кей.
— Красиво. Напоминает мою кровать.
— Я тоже именно об этом подумала.
Было прохладно. Со стороны дома не доносилось ни звука.
— Что за люди живут здесь?
— Разные люди. Адвокаты, один студент-медик, сотрудник фирмы, занимающейся импортом, одинокий профессор — очень милый человек. Мы довольны, что никто не устраивает здесь безумных вечеринок.
— Ты давно тут живешь?
— Три года. По меркам Лос-Анджелеса — давно. Я переехала сюда, когда начала преподавать в университете. А до этого годами снимала квартиры в менее живописных местах.
— Этот дом похож на виллу моего дяди Паоло.
— Да, выдержан в средиземноморском стиле. Псевдосредиземноморском, — уточнила Кей. — Зайдешь выпить кофе?
— Я бы с удовольствием, но не могу.
— У меня хороший кофе.
— Дело не в кофе.
— Тебе действительно нужно ехать?
— Боюсь, что так.
Они поднялись на лифте на верхний этаж, и, когда подошли к двери ее квартиры, Сантомассимо положил на плечо Кей руку. Она замерла.
— Кей… ты знаешь… ты очень много для меня значишь.
Он коснулся ее щеки, она поцеловала его руку.
— Ты смущаешь меня, Великий Святой, — чуть слышно произнесла она. — Все сейчас как-то по- другому. Мне не хочется, чтобы ты уходил.
Он прижал ее к себе, такую мягкую, нежную. Ни одна женщина не вызывала в нем столь сильного желания.
Кей отперла оба замка и приоткрыла дверь. Тусклый свет выхватил из темноты часть ее лица. Казалось, она явилась ему в сладостном сне и была воплощением самого заветного, что есть в жизни. Стоило только протянуть руку…
— Фред… зайди. Пожалуйста.
— Не могу, Кей. Я хочу этого больше всего на свете. Но я должен ехать.
Она поцеловала его в щеку и улыбнулась на прощание:
— Я вернусь из Нью-Йорка, и мы наверстаем упущенное время.
Она коснулась его губ своими губами, затем прижалась к нему всем телом. Сантомассимо пьянел, ощущая ее так близко, словно оказывался под действием сладкого яда.
— Когда ты вернешься? — спросил он.
— В понедельник вечером. Довольно скоро, не так ли?
— Я буду скучать.
Они целовались долго и страстно.
— В котором часу твой самолет? — спросил Сантомассимо.
— Вечерний рейс двадцать два сорок пять. Дешевый билет. Дешевая еда. Дешевый отель…
— А какой отель?
Кей сделала кислую мину.
— «Дарби», Западная Пятьдесят пятая стрит. — Внезапно ее лицо просветлело. — Ты хочешь приехать?
— Хотел бы, но, боюсь, не смогу. Но в аэропорт тебя отвезу.
— Договорились, Амадео.
— Ты единственная женщина, кроме моей мамы, которой я позволяю так себя называть.
Кей тихо засмеялась и переступила порог квартиры. Сантомассимо увидел уютный интерьер со множеством книг в сделанных на заказ шкафах и красочными живописными работами на стене. Кей смотрела на него с какой-то отчаянной страстью, словно пыталась удержать ускользавшую мечту. Казалось, она хочет сказать нечто, предназначенное только ему. И вдруг она смутилась и закрыла дверь. Сантомассимо подождал, пока не защелкнутся оба замка, затем направился вниз.
Выйдя из дому, он огляделся. Во дворе никого не было. Но в воздухе витало нечто необъяснимо страшное, пахнувшее смертью. Казалось, все живое вокруг — пальмы, лилии, камыши, золотые рыбки — съежилось от страха в сгущавшихся сумерках. Было удивительно тихо. Сантомассимо представил, как Кей раздевается у себя в спальне, готовясь ко сну.
Оказавшись в машине, он тут же включил рацию. Сквозь шипение и треск до него донеслись команды, которые Джим Бишоп раздавал патрульным машинам.
— Джим, — сказал он, — это Сантомассимо.